– Добро пожаловать, ключник, – произнёс он негромко.
Морган хмыкнул; он давно не чувствовал себя так легко и спокойно.
– Вернее будет сказать «с возвращением».
– Разве? – выгнул брови Уилки. – Тебя не узнать.
– У тебя будет целая вечность, чтобы привыкнуть.
Уилки сунул часы в карман и спрыгнул на камни, неловко спружинив ногами и слегка пошатнувшись. Затем подошёл вплотную к Моргану, вглядываясь ему в глаза, и бережно провёл ребром ладони по щеке.
– Ты так похож на него, – заворожённо произнёс он.
На кого – уточнять не потребовалось.
Тёмный погиб в самом начале войны, изменил судьбу целого города и отвёл от него смерть. А сам растворился в темноте; место его упокоения потом захватили иные тени, голодные и бездумные. И одна из них свила гнездо внутри Годфри Майера, а затем стала частью младшего сына.
– Ты всегда будешь помнить его, – понял вдруг Морган и уклонился от прикосновения. От сравнения со столетним мертвецом, пусть до сих пор любимым, сделалось горько. – Но я – не он. Даже если тебе очень этого хочется.
– Знаю, – грустно улыбнулся Уилки и отвернулся. – Но выглядишь точь-в-точь как он. Я вспомнил вдруг… интересно почему.
«Может, не вспомнил, а просто пожелал, чтоб так было? И уверил себя в том, что я на него похож?» – подумал Морган, но озвучивать мысли не стал. А вместо этого прикоснулся к плечу Уилки, мягко подталкивая вниз по дороге, через парк, застывший между осенью и зимой.
– Пойдём, – кивнул он часовщику. – У нас ведь сегодня много работы, так?
Выражение лица Уилки стало недобрым. Ностальгически печальная тень растворилась в яростном сиянии золотых глаз.
– О, да. Наконец-то время пришло. Надо вернуться на площадь, нас ждут.
Морган не стал спрашивать, на какую именно – он и сам чувствовал. От трёх дорог, расходящихся у порога, осталась только одна, и по обочинам её росла наперстянка с тёмно-красными цветами и вился клевер с тимьяном вперемешку. Часы на старой башне отбивали каждый шаг, и звёзды постепенно гасли. Когда он с часовщиком ступил на площадь, где всего месяц назад бушевала ярмарка и два странных циркача давали волшебное представление, то небо стало совершенно чёрным.
– Похоже на твои глаза теперь, – скрипуче рассмеялся Уилки, указав пальцем вверх.
– Значит, в зеркало мне лучше пока не смотреть, – подытожил Морган.
– Разумеется. Помнишь историю Нарцисса?
– Ах, так это комплимент? – вырвался смешок. – Учту. Странные у тебя вкусы.
– Скажем так, они не меняются…
На площади не было ни одного человека – но всё же она не пустовала. Прямо посередине стоял Фонарщик, и голова его была вровень с крышами домов, а фонарь в руке напоминал больше телефонную будку. По правую его руку опиралась спиной на бетонный столб Шасс-Маре, в джинсах и свободной белой рубашке, стянутой на талии алым шёлковым шарфом. А рядом с нею смеялась, откинув голову, Кэндл, и волосы её полыхали чистым пурпурным пламенем, и огненными были струны на гитаре. Чехол валялся под ногами, никому не нужный и позабытый.
– Давно не виделись, ангелочек, – хмыкнула она. Глаза её горели чистым золотом, как солнце на закате.
– На самом деле совсем недолго, – ответил Морган в тон. – Я приходил навестить тебя только вчера, Кэнди-Кэнди.
– Что поделать, – развела она руками. – Боюсь, я была не в лучшей форме и как-то пропустила сие знаменательное событие. Но как же хорошо-то, черти-сковородки… – до хруста потянулась Кэндл, держа гитару на вытянутой руке легко, словно это была копия из пенопласта. И обернулась к Фонарщику: – Ну что, пора начинать, громила?
– Пожалуй, – улыбнулся он в воротник и обменялся взглядами с Уилки. Тот кивнул.
Великан расправил плечи, задрал лицо к небу – и не глядя сдёрнул кольцо с фонаря. Цветные стёкла раскрылись на четыре стороны, словно опали лепестки диковинного цветка, и в медной клетке осталась рыжая девушка в алом платье до колена, тонкая и почти прозрачная. Запястья её были сплошь в браслетах из ярких ниток и бусин, а огнистые крылья трепетали на ветру.
– Вперёд, Чи, – негромко произнёс Уилки. – Теперь – можно.
Она топнула босой ногой, сердито и капризно, а потом оттолкнулась – и взмыла в небо. Заложила широкий круг, рассыпая искры… и вдруг сложила крылья, рухнула с невероятной высоты в незамерзающий Мидтайн. Чи вошла в воду без плеска, и в ту же секунду, как она скрылась целиком, волны реки вспыхнули чистым светом – золотым, малиновым, синим, изумрудно-зелёным, голубым, лимонным и алым, словно поток превратился в сплошной ворох яростных искр.