Как выяснилось уже через час, найти открытое рождественским утром заведение было той ещё задачкой. Работали только вездесущие «БакБургеры» – с традиционными очередями на половину зала, грязноватыми столиками и запахом пережаренного лука, и «Кофе-шейки», где не умели готовить не только макиато или капучино, но и обычный эспрессо. Двери любимой паршивой забегаловки Джина, «Цезаря», на которую возлагались особые надежды, также были закрыты. Только на балконе второго этажа курил в окружении заснеженных горшков с сухими петуниями высокий горбоносый мужчина со жгучими глазами настоящего итальянца. Когда Морган несколько раз для верности дёрнул ручку на себя, он стряхнул пепел с сигареты и перегнулся через перила:
– Что-то рожа у тебя знакомая. Из постоянных?
– Не совсем, – честно признался Морган. – Но с тех пор, как друг показал мне это место, частенько обедаю здесь.
Итальянец выдохнул в серое небо клуб дыма.
– Что за друг?
– Джин Рассел.
– А, этот bastardo, – ухмыльнулся вдруг итальянец. – Погоди чуток.
Он затушил сигарету о перила и щелчком скинул окурок в цветочный горшок. Спустя полторы минуты в глубине кофейни брякнула щеколда, и дверь отворилась.
– Заходи, amico, – позвал итальянец и смачно зевнул. – Дверь прикрой, только дармоедов по утрам мне и не хватало.
Морган задвинул громоздкую щеколду и пристроил куртку с шапкой на вешалке у входа. Пустой зал «Цезаря» выглядел совсем по-домашнему, как огромная гостиная в доме где-то на берегу моря, только слишком плотно заставленная столами, полосатыми диванами и продавленными креслами. Сам хозяин восседал на высоком барном стуле с чашкой кофе и читал газету, близоруко щурясь.
– Сам себе нальёшь, – ткнул он костлявым пальцем в сторону кофейника. – L'ambrosia… Крепкий и сладкий, никакой вонючей дряни вроде мускатного ореха и ванили. Кружки там, у аппарата.
У кофемашины действительно высилась целая гора чистых чашек – разного цвета и размера, словно хозяева «Цезаря» не закупили разом всю посуду, а привозили её постепенно из разных городов, клянчили у соседей и таскали с прилавков у рассеянных старушек на благотворительных ярмарках. Морган выбрал обычную белую чашку с блюдцем. На ручке у неё виднелся едва заметный скол, а снизу, на донышке алел прорисованный маркером иероглиф.
– Дочкина любимая, – признался итальянец, скосив на секунду глаза. Глотнул кофе, прикрыл веки и длинно выдохнул. – Моя жена – чудовище. Красавица, конечно, но чудовище. Узнала вчера про любовницу пятилетней давности и поставила меня перед фактом – или я ухожу спать вниз, или мои кишки украшают люстру. Santo cielo, каков темперамент…
– Мне посочувствовать? – поинтересовался Морган, отпивая из чашки. Кофе и впрямь оказался изумительным, из аппарата такой не нацедишь – адская смесь горечи, сладости и терпкости. От первого же глотка по коже словно электрический ток пробежал. Морган инстинктивно потянулся за одним из здоровенных бутербродов на блюде, запустил зубы в хрустящую хлебную корочку и только потом сообразил, что разрешения у хозяина не спросил.
– Сочувствовать? Мне? Ещё чего, – хмыкнул итальянец, сверкнув чёрным глазом из-под ресниц. – У меня чудесная жена. Чудовищная. Не всякий может похвастаться тем, что рождественскую ночь провёл на диване внизу, э, amico? Да ты ешь, ешь спокойно, не отравлю. Это чиабатта с лучшими сушёными помидорами, маринованной грудкой, свежей рукколой и моим фирменным белым соусом. Пища богов, не то что эта китайская… merda.
Морган улыбнулся.
– Почему же вы подаёте здесь китайскую еду, если настолько любите итальянскую?
– Бизнес, детка, – развёл руками он. – Дёшево и популярно.
Некоторое время они пили кофе молча. Сэндвичи по-итальянски действительно получились божественными – в меру острыми, сытными, с тающим на языке соусом. Завтракать в компании незнакомцев Моргану приходилось и раньше – в студенческие годы, когда он после какой-нибудь вечеринки первым просыпался в чужой квартире, на ощупь искал чистые стаканы на незнакомой кухне, а потом быстро готовил что-то незамысловатое вроде оладий или омлета. Разница была только в том, что сейчас угощали его.
– А ты почему не дома в рождественское утро, amico? – спросил вдруг итальянец.
Вблизи он немного напоминал Джина – по повадкам, конечно, не внешне. Щурился близоруко, так же проводил пальцем по кромке чашки или держал газету, цепким взглядом обшаривал помещение…
«Интересно, где можно приобрести такие привычки».
– Проспал завтрак. И подумал, что оставшихся крошек мне будет маловато, – легкомысленно ответил Морган, однако итальянец продолжал на него смотреть – чёрными, непроницаемыми глазами. И в памяти обрывками закружились голоса, образы и сцены – белые руки Этель над клавишами фортепиано, недопитый кофе Дилана, хлопок автомобильной двери внизу, точно выстрел, слова Гвен – «да, да, конечно, заеду…»