– А можно?
Вместо ответа он наклонился, не сгибая колен, и без видимых усилий выломал деревянную ячейку из стенда, а затем потянул Моргана к дверям, на ходу вытирая фотографию и рамку о собственное пальто.
На улице, за резной оградой дышать стало легче. Тучи по-прежнему висели низко, едва не цепляясь за антенны на крышах, фонари горели через один, однако по сравнению с выхолощенными красками внутри школы всё вокруг казалось таким ярким, что в глазах защипало. Снег на обочинах выглядел таким рельефным, точно каждую его частичку вырезали из твёрдого минерала, а затем поместили на строго отведённое место.
Остановились они только около машины. От капота ещё исходило слабое тепло; на стекле поблёскивали капли воды.
– Итак?
Морган глубоко вздохнул, обжигаясь холодным морозным ветром.
– Я несколько раз встречал эту женщину с фотографии. Она нисколько не постарела, но поправилась и точно оплыла. А вчера Джин передал мне досье…
– И где оно? – быстро спросил Уилки.
– В машине, под сиденьем… И не смотри на меня так! Там специальный карман, потайной, я в нём отцовские документы возил. Вполне безопасно. Так вот, насчёт досье…
– Продолжишь в машине.
Морган с трудом подавил вспышку раздражения и полез в карман за ключами.
“Раскомандовался. Можно подумать, что он всё знает лучше всех”.
Уилки постучал ногтем по боковому зеркалу. “Шерли” в ответ нежно пискнула и мигнула сигнализацией, разблокируя двери. Он распахнул дверцу и непринуждённо устроился на сиденье. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы сияло яркое золото. Краешки губ подрагивали.
“Сволочь”.
Однако стоило вспомнить о Кристин – и злиться на едва ли не единственного, кто мог ей противостоять, сразу расхотелось. Папка по-прежнему лежала в потайном кармане, только выступающие закладки немного замялись. Подкрутив внутреннее освещение на максимум, Морган раскрыл её и склонился к Уилки:
– Дай, пожалуйста, фотографию из школы.
Под изображением по нижнему полю шла надпись, сделанная аккуратным детским почерком:
“Лучшей в мире учительнице! Мы вас любим. Группа 6 – Анна-Лиза, Марисоль, Эужения, Джейн, Марта”.
Стоило поместить рядом три фото – из старших классов, преподавательское и современное – становилось ясно, что это один и тот же человек, только в разных стадиях жизни.
– Скажи, – тихо произнёс Морган, проводя пальцем вдоль строки в досье: родилась, окончила школу, уехала, умерла… Уилки следил за каждым движением. – Нас тут могут подслушать?
– Теперь – нет.
– Хорошо. Я думаю, что эта женщина, Кристин Хангер, была в танцевальной школе в тот момент, когда произошёл прорыв. Возможно, даже в том классе, где сейчас вращается воронка. Хотя причина смерти в досье не указана, здесь написано, что в землю опустили фактически пустой гроб с… с обгорелыми фрагментами. Опознали Кристин по зубным коронкам и по кольцу.
Уилки щелчком закрыл папку и отвернулся к окну.
– В школу нельзя было пускать людей. Но то, что осталось от тел, я выставил во двор. Когда их забрали, я замкнул время наглухо.
Откуда-то повеяло сырым холодом. Морган провернул ключ зажигания и, когда “шерли” заурчала, включил печку.
– Видимо, всё же не наглухо. Потому что Кристин вернулась тридцать лет назад. И вряд ли она уже так любила Форест, потому что первым делом организовала фонд “Возрождение”, который занялся скупкой пустырей. Потом он был реорганизован в “Новый мир”. Кристин постепенно подмяла под себя половину влиятельных людей города и начала проворачивать аферы с землёй и недвижимостью. На болотах она собирается построить эко-парк, а в самом Форесте – бизнес-центр. На месте часовой башни и территорий прямо за ней. Их она тоже купила, кстати…
Договорить он не успел. Под дых вдруг словно врезался кулак. Перед глазами заплясали искры. Сильно запахло тимьяном и цветочным мёдом.
Стёкла в машине звонко хрустнули – и покрылись сплошной сеткой трещин, дробясь на осколки не больше ногтя, затем выгнулись парусом, но за мгновение до того, как рассыпаться, внезапно передумали и начали вновь складываться, точно мозаика, фрагмент к фрагменту. Трещины исчезали. Нетронутых, прозрачных участков становилось всё больше, пока не исчез последний змеистый разлом.
Уилки сидел в кресле, запрокинув голову и крепко зажмурившись.
– Ты не знал, – севшим голосом сказал Морган, не понимая толком, что он сейчас чувствует: разочарование, злорадное удовольствие, жалость, сострадание? – Даже не подозревал.