Перед самым Рождеством город охватывало лёгкое, но всепроникающее безумие. Судя по толпам в магазинах, население разом увеличивалось раз в пять. Даже закостенелые домоседы и мизантропы выползали в торговые центры – или просто слонялись по оживлённым улицам, шарахаясь от прохожих. На центральной площади обязательно появлялось что-нибудь несогласованное с администрацией, но безумно притягательное для горожан – передвижной каток с музыкой и лазерной подсветкой, благотворительная ярмарка, простенькие аттракционы вроде каруселей… В этом году на неровной брусчатке воздвигся широкий круг из прилавков под разноцветными навесами. Сперва Морган только издали облизывался на это великолепие, но затем воткнул машину на переполненную бесплатную стоянку перед “Спенсерс” и окунулся в ярмарочный хаос – расписные деревянные игрушки, вязаные шарфы и шапки сумасшедших оттенков, сюрреалистические картины, жареные пирожки с начинкой на любой вкус, шкатулки, гребни, медные украшения, снова шарфы и варежки… Поддавшись на уговоры волшебно обаятельной старушенции необъятных размеров, он купил себе дурацкую белую шапку из очень мягкой и пушистой шерсти, такие же варежки и ярко-синий шарф – и дальше разгуливал уже в обновках.
В самом центре кольца из прилавков, на расстеленном прямо по брусчатке ковре выступали двое циркачей – мальчишка-акробат лет семнадцати, крашенный под седину, и высокий рыжий фокусник. Оба они были одеты не по погоде. Мальчишка – босой, в тонких облегающих джинсах и длинном объёмном свитере цвета молока, сползающем с одного плеча из-за широкого выреза. Рыжий фокусник – в узких чёрных брюках и в зелёной водолазке с очень высоким горлом. Стайка школьниц начинала восторженно пищать каждый раз, когда он оборачивался к ним; женщины постарше реагировали спокойнее, но тоже не могли оторвать взгляд от точёной фигуры.
Цилиндр, поставленный в угол ковра, был уже доверху наполнен мелкими банкнотами и монетами.
Морган сперва хмыкнул снисходительно, оценив немудрёные психологические приёмы авантюрной парочки, но затем подошло время очередного номера. Повинуясь плавным движениям рук фокусника, седой мальчишка разбежался на “привязи” ярко-жёлтого шёлкового шарфа… а потом вдруг отпустил его – и взлетел, плавно, по сужающейся спирали. Поднялся на полтора десятка метров, выгнулся – и, сделав такое же плавное сальто, опустился на вытертый ковёр.
Толпа, замершая на несколько секунд, разразилась бешеными аплодисментами и свистом. А Морган приподнялся на цыпочки, разглядывая мальчишку в поисках страховки, лески – чего угодно… и заметил, что, несмотря на мороз, пар изо рта у него не вырывается.
И у рыжего красавца-фокусника – тоже.
С извинениями и неотразимыми улыбками продравшись сквозь толпу, Морган выбился в первый ряд. Медленно опустил пятифунтовую купюру в цилиндр, искоса рассматривая артистов – и внезапно столкнулся с понимающим и лукавым взглядом рыжего волшебника.
Дохнуло чуждыми, тревожными ароматами – порох, сухая трава, сладкая вата…
– Доброго Рождества! – ляпнул он от неожиданности и попытался затесаться обратно в толпу, но рыжий ухватил его за рукав и со смехом выволок в центр.
– А теперь – наш особый фокус, специально для этого очаровательного молодого человека, – лукаво косясь на Моргана, заявил седой мальчишка. Глаза у него оказались ярко-зелёные. – Поддержите его аплодисментами, пожалуйста!
Морган обвёл глазами зрителей – лица улыбающиеся, румяные, недоверчивые, восторженные, детские и взрослые… Где-то в задних рядах промелькнула та самая необъятная старушка в очках, торгующая шарфами. И, неожиданно для самого себя, он отвесил полупоклон – и под хлопки и смешки отступил назад, отдаваясь во власть фокусников.
У него в рукавах нашли с десяток живых мышей, белых и чёрных, которых тут же раздарили детям на площади; за ухом – целую горсть мелких монет, и их хватило, чтобы купить у высокого угрюмого мужчины глинтвейна для самых замёрзших зрителей. Моргана подкинули в воздух на три метра, поставили на голову, раскрасили его шапку сперва в ярко-голубой, затем в жёлтый, в фиолетовый – и вновь сделали белой… А под конец рыжий фокусник с повадками убийцы сказал, подмигнув:
– Чуть не забыл самое важное, – и подобрал с брусчатки хрупкую веточку, изломанную и заледенелую. Затем погрел её в ладонях, дохнул… И ветка покрылась цветами магнолии – яркими, нежными и несомненно живыми. Нежные зелёные листья пахли весной.