Затем Каракатова встала и вновь засунула ему в рот кляп. Виктор Андреевич сделал еще одно наблюдение – это и были ее трусы.
– Пока, малыш, – томно произнесла она, уходя. Виктор Андреевич надеялся, что в душ, ведь еще одной такой экзекуции он может не пережить.
***
Бац!
– Ой-ой-ой! – вскрикнула Маринка, бзданув. Обычно она пукала, строя из себя аристократку, но обычно ей и не доводилось сидеть на заднем сиденье Панамеры, которую сзади таранит грузовик.
Бац!
Этот чекнутый Лупа отцепил кузов на заправке, и теперь его Ман был чертовски резвым, а с учетом ландшафта имел неоспоримое преимущество перед Панамерой.
Бац!
Антон прекрасно понимал, что подвеска вряд ли переживет это путешествие, но его больше заботило пережить его самому. Колдобины были такими, что в любой из них, как в окопе, мог спрятаться человек размером с Губина. Можно, конечно, было отпустить педаль газа и тем самым сэкономить топлива – пусть себе Лупа толкает их ближайшие десять километров, пока не начнется нормальная дорога.
Антон высунул из окна руку ладонью вверх, мол, все, сдаюсь, давай поговорим.
Бац!
Лупа и не думал останавливаться. Антон заметил, что Алена тоже высунула из окна руку, но у нее все пальцы кроме среднего были согнуты.
– Убери руку! – гневно бросил он ей. Алена послушно убрала руку, но не ту, которую высунула в окно, а другую, которой дрочила Антону.
– Не эту! – закипел он.
Бзданула Маринка. окружающая реальность, казалось, была соткана из тревожных нитей.
Антону вспомнился старый кинофильм «Дуэль», с которого началось его знакомство с творчеством Спилберга. Но это там, в Пиндостане на много миль ни одного долбоеба и раздолье для маньяков. Здесь-то в Крыму на каждом шагу по десять долбоебов. Один из них выскочил с кукурузного поля, на ходу надевая штаны и бросился к своей Гранте со ставропольскими номерами.
– Помоги! – крикнул Антон.
– Сам иди нахуй! – ответил мужик и показал большой палец.
– Я еще слишком молода! – запричитала сзади Маринка. Вообще-то ей было сорок два, и она уже год, как стала бабушкой.
Неожиданно решетка радиатора со значком Ман начала удаляться в зеркале заднего вида Панамеры. Антон не поверил своему счастью, но так оно и было – кажется, у господ Луп закончилась соляра. На расстоянии ста метров Антон остановил Панамеру и выскочил на дорогу.
– Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда, говно собачье, решил ко мне лезть? – заорал он по памяти, – Ты, засранец вонючий, мать твою, а? ну иди сюда, попробуй меня трахнуть, я тебя сам трахну, ублюдок, онанист чертов…
Антон осекся, увидев, как на него смотрят Алена с Мариной. Да и хуй он не успел спрятать, и тот болтался в такт, подтверждая реальность угроз.
В то время из кабины Мана вылезла мадам Лупа и быстрым шагом направилась к ним, а через пару шагов перешла на бег.
Антон оказался перед непростым выбором. Зачем она бежала? Может быть увидела его солидных размеров член и решила отсосать? Или постоять за честь семьи и сразиться с ним в рукопашной. Бить женщину Антон не хотел, да и не факт, что смог бы. А сесть в машину и уехать, значит проявить слабость.
– Поехали блядь! – крикнула Алена.
Ситуация вновь разрешилась как нельзя лучше. Антон забрался в машину и, громок посигналив, поехал вперед. Медленно, но ощутимо быстрее, чем бежала мадам Лупа.
***
Начал накрапывать дождь. Он ласково барабанил по листьям деревьев, по асфальту, по траве и по затылку Валерия Робертовича, который полз в грязной канаве, идущей вдоль обочины.
За время, пока Валера отсутствовал, на авансцене практически ничего не произошло. Никакими сотрудниками ДПС не пахло. По всей видимости сигнал, посланный Эрой Глонасс, намотался на хуй таксиста.
Подъехал еще один таксист, явно из конкурирующей организации. Они перекинулись несколькими фразами, из которых Валера услышал только последнюю.
– Да ну нахуй?! – произнес на все это новый таксист.
В окне его машины показалась пожилая женщина, напоминавшая нечто среднее между Елизаветой Второй и старой блядью.
– А мы скоро поедем? – спросила она, но этого никто не услышал, потому что ни открыть дверь, ни опустить стекло она не удосужилась.
Валера подполз еще ближе, до самой границы маскировки, когда каждый следующий сантиметр выдаст его с головой.
– Э, так нельзя оставлять, – махал руками новый таксист, – догоняй его, я покараулю по-братски.
Новый таксист явно выцвел под крымским солнцем, был темно-желто-коричневым, и вполне мог оказаться мулатом, если бы не был Ашотом.