Генерал нагнулся и стал потихоньку шарить в траве. Перед ним скользила маленькая лужица света. Все ближе к тому месту, где лежала записка Руды.
– Значит, двойка по поведению ещё до начала учебного года, – меланхолично произнес Руда.
Генерал остановился. Фонарь закачался в его руке. Пятно света скользнуло вперед.
– Ещё три шага…
И тут отец Анчи вышел из дверей и окликнул Генерала:
– Добрый вечер! Как дела, пан учитель? Сколько?
Генерал погасил фонарь.
– Они быстро ловятся.
– Лучше всего искать их после десяти. Анча, принеси стул, пусть пан учитель сядет.
Генерал поставил фонарь в угол у дверей.
– Ты славная и послушная девочка, Анча, но я ещё должен зайти к Людвикам.
Он посмотрел вверх, на небо, где уже появилась первая звезда.
– Маленький дождик не помешал бы. А так, кто знает, вылезут ли сегодня черви.
Потом Генерал и Анчин отец рассуждали о разных рыбах, и с этими разговорами они дошли до калитки. Анча взяла стул и унесла его в дом.
В саду стало тихо…
И тут из зарослей боярышника выпрыгнул Лойза Салих. Он промелькнул мимо нас, перескочил через клумбу, схватил с газона записку и мигом выскочил из сада через дыру в заборе, о которой знал только он.
20
– В погоню! – крикнул Руда.
Минуту мы бегали около изгороди. Дыру, через которую Лойза удрал из сада, мы так и не нашли.
– Теперь нам его ни за что не догнать! Вот, значит, кто шевелился в кустах!
Руда лизнул ладонь, которую ободрал о колючий куст.
– Хотел бы я знать, что этот нюня здесь делал?
И я рассказал Руде, как Лойза следил за мной, как грозил, что расскажет все мои тайны петипасским ребятам. Руда слушал молча и только несколько раз руками всплеснул.
Мне было очень жалко его. Подумать только – завтра этот парень будет опозорен на весь мир! Он будет ходить один-одинешенек по улицам Петипас. Из-за каждого угла, из каждого окна, из-за каждого дерева, из-за каждой калитки к нему будет нестись;
«Руда – плакса!»
Маленькие дети, играя в песочек, будут напевать: «Руда – плакса…»
Я хлопнул Руду по плечу и твердо сказал:
– Но я никогда ни за что в мире не скажу тебе, что ты плакса!
Вместо того чтоб обрадоваться, Руда выдернул из земли морковку и начал её грызть.
Я сказал ему, что так ведь можно и заболеть.
– Вот и хорошо! – откликнулся Руда. – По крайней мере, полежу в постели. А если болезнь будет заразная, никто не сможет ко мне прийти. Проболею до конца каникул, а там, смотришь, и домой.
– А что, если ты умрешь?
– Это теперь не имеет значения! – Руда бросил огрызок моркови через изгородь.
Мы сели на траву. Она была влажной от росы – приятно даже! Это немного охладило Руду.
Сидели мы долго. Руда молчал, я тоже. Просто не хотелось ни о чем говорить. Мы были похожи на двух бойцов, проигравших тяжелое сражение. И, прежде чем снова ринуться в битву, необходимо было отдохнуть.
Совсем стемнело. Небо сплошь покрылось звездами. Мы смотрели на них. В одиннадцатом классе мы будем изучать астрономию. Узнаем тайны звезд. А сегодня мы о них ничего не знаем…
– А звезды довольно далеко, – проговорил Руда.
Дохнул теплый ветерок.
– А после звезд – чего? – спросил я.
– Наверное, опять звезды.
– Ого, сколько звезд!
– Наверняка больше тысячи!
– Я думаю, несколько тысяч.
– Много тысяч!
– А на них тоже живут люди?
– Я не знаю.
– А вот одиннадцатиклассники знают. Руда все смотрел в небо.
– Ну и ладно! Мы тоже скоро узнаем.
– Скоро! Через пять лет!
– Через пять лет… – тихо сказал Руда; звезды пробудили в нас какие-то странные мысли. – Может, через пять лет мы вспомним, как проводили каникулы в Петипасах, и я скажу тебе: «А помнишь, Тонда, как смеялись надо мной ребята из-за того, что я однажды заплакал?»
– А я отвечу: «Да, да, Рудольф, припоминаю что-то в этом роде».
– Я плакса?
– Нет, конечно. Ведь с тех пор ты ни разу больше не плакал.
– Разумеется, – вздохнул облегченно Руда и, довольный, завалился на траву.
Затем мы должны были громко откашляться и высморкаться, чтобы прогнать мысли, навеянные звездным небом.
И вдруг у калитки сада послышался смех Анчи. А потом и другие голоса.
Руда прижался к траве, потянул меня за локоть.
– Внимание! Явились ребята и девчонки.
Дорожка, ведущая от калитки к дому, была в тени, и я не мог разглядеть, кто пришел.
В это время зажегся свет в одном из окон, из него выглянул отец Анчи. В руках у него был Пецка. Такса весело затявкала, ребята столпились у окна. Теперь я мог их разглядеть. Я узнал Грудека, Индру Клоца, а из девочек – только Анчу и Итку Малотову. Лойзы Салиха нигде не было видно.
Ребята дразнили Пецку, но он, казалось, не очень-то обращал на них внимания. Вдруг он выскользнул из рук Анчиного отца на землю и скрылся в темноте. Тявкнул несколько раз и прибежал назад. Отец высунулся из окна и спросил:
– Кто там?
Кто-то из ребят зажег ручной фонарик и осветил кусты за домом. Из них вылез Лойза Салих.
– Эй, ты, куда тебя несет? – крикнул на него Грудек.
– Куда всех, туда и меня! – пискнул Лойза и присоединился к остальным.
Мы с Рудой приподнялись на локтях, чтобы лучше видеть.
Анча отдала Пецку отцу. Он ушел в другую комнату – свет в окне погас.
Газон блестел, как серебро, в лучах фонаря над шлагбаумом. Девчонки и ребята уселись на траву в кружок. Только Лойза Салих не сел. Он ходил от одного к другому и что-то нашептывал своим тонким голоском.
Сначала мы с Рудой не поняли. Нам показалось, что он повторяет начало какой-то песенки. Но, когда он подошел к Анче – она сидела ближе всех к нам, – услышали, как он тихо пропел ей на ухо:
– А у меня что-то есть!
– Что? – тихо спросила Анча.
Лойза погладил ладонью карман своей куртки.
– У него там моя записка! – прошептал Руда.
Мы не дышали. Мы ждали: вот сейчас Лойза вытащит записку и отдаст её Анче! Но он отошел и снова запел, но уже в ухо Итке Малотовой:
– А у меня что-то есть!
Анча и Итка посмотрели друг на друга и отвернулись от него: они были уже большие, а Лойза ещё нет. И другие девчонки и ребята не обращали на него внимания.
Они совещались, какие песни петь сегодня.
– А у меня что-то есть! Грудек, а у меня что-то есть!
– Ну и оставь свое сокровище при себе. Сядь где-нибудь и не болтайся, – посоветовал ему Грудек. – Первую песню пусть выберет Здена.
Здена назвала песню, которую мы с Рудой не знали. Все запели.
Лойзе не сиделось. Он обежал вокруг ребят и девчонок и осторожно, издалека посмотрел на кусты пионов, где мы сначала лежали.
– Руда, он ищет нас!
– Ничего он не ищет. Он нас боится. Лойза вернулся и сел в середину кружка.
Анча назвала другую песенку, ту, о садовой гвоздике.
Я был очень рад, что знаю её. Мне показалось, что её пели особенно хорошо. И как раз после слов «как же я тебя забуду, если это невозможно» Лойза вскочил на ноги и выкрикнул:
– А у меня что-то есть!
Песня оборвалась. Кто-то запустил в Лойзу тапочкой. Кто-то спросил:
– Отшлепать его, что ли? Грудек поднялся на ноги:
– Ну, так в чем же всё-таки дело?
– А вот… – пискнул Лойза.
Грудек осветил его фонариком, и все увидели, что Лойза держит в руках записку.
– Где ты её взял? – спросил Грудек.
– На газоне! – снова пискнул Лойза. Грудек наклонился над ним:
– И что же там написано?
У Лойзы от возбуждения даже голос пропал:
– Не знаю, там так нацарапано, что я ничего не понял.
– Ещё бы! Ведь ты умеешь читать только печатные буквы. – Грудек взял письмо из рук Лойзы.