— Ладно, — сказал Оганес, — довольно тебе!
Афо зорко следила за Оганесом. Не из-за баранов же он рассердился! На всякий случай Афо решила сама высказать свои обиды.
— О баранах ты спрашиваешь, — слезливо заговорила она, — а у меня ты спросил: «Здорова ты, жена? Ела ли ты? Пила?» Что я передумала, когда тебя всю ночь дома не было! Глаз с дороги не спускала. Овсеп приехал, эта ящерица Арус приехала, а тебя всю ночь нет. Для того я замуж выходила, чтоб всю ночь на дорогу смотреть?
— Разве я первый раз в горах ночую? — неохотно ответил Оганес.
— И всегда мое сердце болит, — подхватила Афо. — Смотри, на кого я похожа стала. Дома у отца я такая была? Соседи моей матери говорили: «У вас Афо веселая, как собачий хвостик». Где мое веселье? Люди глаза проглядели — завидуют тебе, что такую жену имеешь. А ценишь ты это?
— Хватит! — сказал наконец Оганес. — Теперь, раз баранов нет, мне деньги нужны.
Афо перестала плакать. Она подняла голову и посмотрела на мужа угольно-черными глазами:
— На что тебе деньги?
— Лошадь я купил, — ответил Оганес. — Пойдешь в сберкассу, снимешь с книжки что там есть.
— Ты что, меня за сумасшедшую считаешь?
— Афо, — сдерживая себя, проговорил Оганес, — послушай меня: я двенадцать баранов у Мартироса взял. Мне расплатиться надо. Я слово дал.
— Слово ты дал? — завизжала Афо. — Ветру свое слово отдай! Нет у меня денег. Об этом ты подумал? Я должна восемь часов на почте спину гнуть, работать, копейки собирать, а ты их в одну минуту развеять хочешь? Ты со мной, с женой, советовался, когда слово давал? Или я в этом доме ничто? Нет! Кончились те времена, когда женщина с завязанным ртом ходила. Ты меня по-старому не заставишь жить.
— Замолчи, — прохрипел Оганес и отшвырнул стул ногой, — чтоб я голоса твоего больше не слышал!
— Убей — не замолчу, убей — не замолчу! — надсаживалась Афо. Она взвинтила себя до истерики, била кулаками по голове, растрепав свои жесткие кудри.
Оганес, тяжело ступая, вышел на улицу.
Овсеп недавно пришел с поля. Он сидел у своего стола, разминая в руках крупные зеленые листья табака. Рядом с ним стоял бригадир Серго Гамбарян. Секретарь и бригадир раздумывали, как повысить сортность сдаваемого табака, когда в комнату вошла возбужденная и шумная Афо.
— Куда вы ездили с Оганесом? — со слезами в голосе спросила она, облокотившись руками на стол.
— Оганес вернулся, я видел. — предупредительно сообщил Серго, — лошадь с собой пригнал. Такую красивую лошадь! — Бригадир покружил головой и зацокал языком.
— Разрушила мой дом эта лошадь! — со злостью крикнула Афо. — У Оганеса разум унесла эта лошадь. Двенадцать баранов из стада отдал он за нее! Это поступки разумного человека? Я к тебе пришла, Овсеп. Ошибся Оганес, очень ошибся. Растолкуй ему ошибку, поправь дело.
Овсеп сморщил лицо.
— Ты ступай, — сказал он Серго, — мы потом все обсудим.
Он поднялся и закрыл за Серго дверь, но в комнату, помимо желания его, протиснулась Арус.
— Ах, Афродита, Афродита, — сказала она, — не очень уважаешь ты своего мужа! На все село слышно, как кричишь о его ошибках!
Арус часто называла жену Оганеса полным именем, которое ей дали при рождении. Афо при этом всегда настораживалась. Сейчас она с удовольствием ответила бы: «А ты, ничья жена, сперва сумей заполучить себе хоть какого-нибудь мужа, а уж потом учи других!» Но Афо знала, когда надо сдержаться, и сдержалась.
— Я не куда-нибудь пришла, — ответила она с достоинством, — я к старшему партийному товарищу пришла за советом. Человека поправлять надо. Пусть Оганеса в райком вызовут, пусть ему внушение сделают.
— Где, говоришь, он баранов взял? — угрюмо спросил Овсеп.
— У Мартироса, на кочевке, — охотно ответила Афо.
— Нет, Афо, милая, тут не внушением пахнет, — опять вмешалась Арус. — Тут дело серьезное. Хорошо, если только с председательства снимут, а если под суд отдадут? Будешь мужу в тюрьму передачи носить?
Арус и мысли не допускала, что Оганес в чем-то виноват. В его поступках не могло быть ничего корыстного, недостойного. Это Арус знала твердо. Все остальное не имело для нее значения. Но ей доставляло удовольствие дразнить Афо. Арус с усмешкой наблюдала, как испуганно глянули черные глаза, как щеки и шея Афо покрылись красными пятнами.
— А что ты думаешь? За такие дела и жена отвечает, — продолжала она, не обращая внимания на то, что Овсеп предостерегающе строго сказал ей: «Брось, Арус!» — и не замечая, что дверь за ее спиной открылась и вошел Оганес.