По мере снижения мы все больше убеждались, что именно где-то здесь находится исключительно мощный источник излучения.
Когда мы вышли из кабины, из-за гор уже выплыла луна, а внизу в долине зажглись огоньки Лункани, и свет их смешивался с загоревшимися в небе звездами.
— Сегодня уже поздно что-либо предпринимать, — сказал я. — Давай поставим палатку, закусим и вздремнем, а завтра с утра займемся делом.
Барбу что-то пробормотал — видимо, мое предложение ему не понравилось, — но возражать не стал. Устроившись поудобнее на надувном матрасе, я быстро уснул и спал всю ночь без сновидении.
Меня разбудили первые лучи солнца, проникшие в палатку сквозь щели у входа. Я потянулся, с трудом открыл глаза и увидел, что Барбу исчез. На его матрасе лежала записка:
«Дорогой Влад! Прости, но ждать больше не могу. Хочу немного побродить. Не беспокойся, скоро вернусь.
Я вскочил и поспешно оделся. Осмотревшись, я убедился, что Барбу захватил с собой счетчик Гейгера и фонарь. Когда он ушел, я не знал, но теперь часы показывали четверть седьмого, а он все еще не возвращался. Я кинулся к ручью. Прямо передо мной высились серые скалы — мрачные и грозные, точно средневековые замки. Внизу под ними бежал быстрый ручеек. С полчаса я бродил в этом странном окаменевшем мире, где не росло ни травинки, не щебетала ни одна птица.
Барбу бесследно исчез. Я продолжал поиски. Карабкался на выступы скал, спускался в обрывистые ущелья и звал, звал… Лишь эхо отвечало мне. Обогнув выступ скалы и пробираясь по узкой тропинке, я вдруг увидел расселину. С большим трудом я пролез в нее и, пройдя еще метров двадцать, наткнулся на вход в пещеру. Без долгих колебаний я зажег фонарь и вошел под каменные своды. В лицо ударила волна холодного воздуха, пахнуло сыростью и гнилью. В течение нескольких минут я пробирался по тесному и извилистому коридору, который привел меня в огромный зал со сводчатым потолком, полный сталактитов самых причудливых форм. Одни из них напоминали колонны античного храма, другие сплетались в кружево, столь тонкое, что к ним страшно было прикоснуться, третьи казались экзотическими цветами, выросшими в чаще тропических джунглей.
Оглядываясь по сторонам, я споткнулся и упал. Фонарь выскользнул у меня из рук и исчез, словно сквозь землю провалился. Вскоре, однако, я заметил его огонек далеко внизу: к счастью, предохранительная сетка спасла фонарь при падении. Недолго думая, я решил спуститься за ним. Это оказалось довольно трудным предприятием: стена круто обрывалась вниз. В конце концов мне все-таки удалось добраться до дна расселины. Трудно описать, как я был счастлив, снова ощутив в руке холодный металл фонаря.
Но, осветив пещеру, я окаменел от ужаса: прямо перед собой я увидел Барбу, лежавшего на земле с застывшей на лице гримасой боли. В руке он сжимал какую-то рукопись с зеленоватыми страницами, покрытыми мельчайшими рисунками, напоминавшими иероглифы. Рядом валялся фонарь, а чуть поодаль — счетчик Гейгера. Его щелканье напоминало теперь пулеметную очередь.
Это означало, что мы находимся в зоне невероятно мощного радиоактивного излучения, а ведь Барбу провел здесь несколько часов!
В одном углу пещеры я заметил и самый источник излучения — какой-то черный предмет цилиндрической формы. Это было не что иное, как реактор космической ракеты, той самой «огненной птицы», о которой поведал сказитель из Лункани. Шестьсот лет пролежал он в этой каменной гробнице и все еще продолжал сеять смерть. Об этом свидетельствовали груды костей, о которые я спотыкался на каждом шагу. Все живые существа, попадавшие в пещеру — от медведей до летучих мышей, — находили здесь могилу, пораженные невидимыми лучами.
Я почувствовал, как леденящий холод пробежал у меня по спине, а на лбу выступили капли пота. С огромным трудом я заставил себя побороть страх.
Я взял из рук Барбу рукопись и сунул ее в карман, потом подхватил друга под мышки и потащил наверх. Не успел я одолеть и десяти метров, как мной овладела какая-то странная слабость. Ноги подкашивались, руки ослабели, дыхание стало прерывистым. Я задыхался. Но отчего? Из-за недостатка кислорода… из-за каких-то ядовитых газов… или мощного излучения?..
Сделав над собой сверхчеловеческое усилие, я поволок Барбу дальше. Не знаю, как хватило у меня сил подняться по склону, пересечь зал и коридор и выбраться в расселину,
Снаружи я рухнул на землю рядом с Барбу.
Кое-как собравшись с силами, я начал делать другу искусственное дыхание и брызгать ему в лицо водой, пока он не пришел в себя.
Первыми словами Барбу были:
— Прости меня, Влад, я причинил тебе столько беспокойства. Как ты себя чувствуешь?
Сердце у меня сжалось. Он говорил так спокойно, словно и не подозревал, в каком состоянии находится. А может быть, он не знал, что, пробыв столько времени вблизи реактора, заболел неумолимой лучевой болезнью?..
Барбу словно отгадал мои мысли: горькая улыбка появилась у него на лице.
— Знаю, дружище, я обречен. Время, проведенное в пещере… но прошу тебя уходи. Ты не имеешь права находиться рядом со мной. Моя одежда, тело радиоактивны. Смотри, как бы не повторилась история космонавтов с «огненной птицы»!
Очевидно, он забыл, что и я побывал в пещере.
Барбу продолжал:
— Когда я отыскал пещеру, то прежде всего наткнулся на реактор, а потом на рукопись. Кстати, где она? Это документ огромной научной ценности!..
Я протянул рукопись Барбу, и он облегченно вздохнул:
— Это завещание экипажа космического корабля. Они оставили его для нас жителей Земли, изложив свои мысли при помощи рисунков, которые сравнительно легко расшифровать. Найдя рукопись, я не удержался, чтобы не просмотреть ее на месте при свете фонаря, совсем забыв об опасности. Остальное тебе известно…
Я поднял его на руки и понес к вертолету. Всю дорогу я чувствовал на себе взгляд Барбу — он словно хотел проститься перед вечной разлукой.
В больнице в Лункани нас подвергли тщательному осмотру.
Я находился под воздействием радиации сравнительно недолго и поэтому был вне опасности. Тем не менее мне тоже сделали несколько уколов антирада недавно открытого эффективного средства против лучевой болезни.
Состояние Барбу было серьезным. Шансов на спасение почти не оставалось. Его отправили в Бухарест и поместили в специальный институт…
Почти месяц Барбу находился между жизнью и смертью. В тот день, когда я получил распоряжение отправиться в экспедицию на «Вихре» и мне наконец разрешили поговорить с ним, врачи еще сомневались в исходе болезни.