Здесь закончу о казаках, и скажу о себе и келаре троицком Аврамии: мы тоже немало потрудились, потом и кровью своею покупая всероссийское избавление. Пожалованы же были от нового государя, от Михайла Федоровича, с коим я на Москве в догонялки играл, куда как щедро.
Аврамий перво оставался, как был, келарем троицким; и я тоже ничего не получил за верную службу, и шесть лет мы с Настёнкой в нашем Богом забытом селе Горбатове скудость терпели, и только к концу названного срока начало наше хозяйство помалу поправляться; но не успели мы насладиться изобильством и сытым житием.
Случилось же в лето 7126, от Рождества Христова 1618: собрался королевич Владислав с большою силою ратной на Русь, возвращать себе царство утраченное. И, придя к Москве, не смог взять царствующего града, и многих своих людей под стенами положил. Тогда восхотел он взять Троицкий Сергиев монастырь и пришел к обители со всем войском. Троицкие же люди храбро защищались и из пушек поляков крепко побивали. А начальным человеком в обители был в ту пору келарь Аврамий. Он же так премудро и успешно защиту уряжал, что Владислав скоро отчаялся город взять, и сердце его стало к миру преклоняться.
Тогда собрались царские и королевские послы в троицкой деревне Девулине, и советовались долго и трудно, и наконец согласились, и положили быть миру между Россией и Польшей 14 лет, да восприимем от Бога милость и в благоденствии и тишине поживем.
Но не даром смягчились поляки, а ценою дорогою уняли лютость свою на нас: и всего горше то, что по тому Девулинскому договору град Смоленск достался им, человекоядным псам, в вечное владение.
По тому же мирному уложению должен был Сигизмунд отпустить великого посла нашего, которого он неправедно пленил под Смоленском и в Польшу увез, преславного святителя Филарета Никитича, батюшку государева, о коего освобождении государь Михайло Федорович непрестанное попечение имел и короля настойчиво молил.
Промедлив недолгое время, поляки Филарета отпустили, и приехал он со славой в Москву в лето 7127, июля в 14 день. И тотчас же был возведен в сан патриарший, и, из плена и ничтожества в единый миг на лучезарно осиянную вершину могущества возлетев, скоро всю власть державную от сына перенял не по званию, но по делам; и стал Российским государством править при живом государе, точно как Борис Годунов при царе Федоре правил.
Умудрен был и благочестив и великодушен святитель Филарет, единый лишь грех в сердце нося, ему же имя злопамятливость. Многие скорби он в плену польском претерпел, и не простил и отнюдь не забыл тех товарищей своих по посольскому делу, которые в оную пору, в лето 7119, прельщенные милостями королевскими, или же из хитрого умысла, от посольства нашего из-под Смоленска отъехали, а его, Филарета, оставили с немногими вернейшими людьми на пленение и поругание.
Мне же тогда в Горбатове живущу с Настасьей счастливо. Вдруг скачет посыльный, письмо мне везет от келаря Аврамия:
«Другу любимому Данилу Ивановичу чернец Аврамий Палицын бьет челом. Восславим Христа Бога нашего и святых угодников его Сергия и Никона, их же молитвами возвратился из плена литовского святейший государь наш Филарет Никитич. Сведав ныне о его чудесном и счастливом избавлении, пристало нам не только возрадоваться и возликовать, но и вспомнить о старинном грехе нашем, под градом Смоленском содеянном — сам разумей, Данилушко — и покаяться искренно и без лукавства, и отрешиться от суетной славы мирской, и в пустыню удалиться, и там до конца дней своих в тишине и безвестности проживая, молить Господа неустанно о прощении, даровал бы он нам хоть малую ослабу от вечных мучений, нас ожидающих. Если же не удалимся, настигнет нас злейшая кара от Господа еще в этой бренной земной жизни. Об этом уже и грамота прислана в Троицкий монастырь: дескать, не пристало в вашей славной обители у высших чинов состоять людям, кои в минувшие смутные лета запятнали себя некими изменами, и прочая.