— Представляешь, сижу я на работе, — рассказывала Ирина Васильевна, — и вдруг вбегает Клавдия Ивановна, наша киоскёрша. «Ирина Васильевна, говорит, вы ещё не видели?..» — «Что, говорю, не видела?» А уже все наши в отделе головы подняли. А Раиса Николаевна даже вскочила… А Клавдия Ивановна говорит: «Вы, говорит, Ирина Васильевна, плохо за печатью следите! А между прочим, в журнале «Пионер» фотография вашей дочери помещена». Ой, что было! Ты не представляешь, как меня все поздравляли… Я на радостях двадцать номеров купила. Всем подарила по номеру. Пусть знают, какая у меня дочка замечательная!
Когда на следующий день Аня Залетаева пришла в школу, то в школе только и разговоров было, что об её фотографии в журнале «Пионер».
— Счастливая! — сказала ей Вера Пантелеева. — Теперь про тебя весь Советский Союз узнает!
— Ещё бы! — сказал Фёдоров. — За границей, между прочим, тоже узнают. Там наши журналы продаются.
— Ой, Аня, — сказала ей новенькая Одуванчикова, — ты такая вышла красивая, просто ужас! Ты на фотографии даже лучше, чем Галина Польских, честное слово!
И только Гвоздева и Собакина делали вид, что всё это их нисколечко не интересует. И Гвоздева даже во всеуслышание сказала Собакиной:
— Подумаешь, в «Пионере» её напечатали! Меня, может, в «Огоньке» однажды чуть не напечатали. Я сама не захотела…
А Собакина добавила:
— Теперь совсем развоображается!
ПЛАН ТОСИ ОДУВАНЧИКОВОЙ
В квартире Одуванчиковых стоял чад.
Бабушка Фёкла Матвеевна Одуванчикова жарила рыбу.
Её любимая внучка, пятиклассница Тося, сидела за квадратным кухонным столиком, покрытым голубой клеёнкой с грушами и помидорами, и, обхватив лицо руками и глядя в окошко на облака, ныла:
— Бабушка, ну-у, ба-а-бушка…
— Чего тебе? — говорила Фёкла Матвеевна. Она лила в сковородку подсолнечное масло, и масло, оглушительно шкворча и скрежеща, брызгало в глаза Фёкле Матвеевне и сердило её.
— Ба-а-бушка… — ныла Тося. — Ну почему, почему она на меня никакого внимания не обращает?
В ответ раздавалось яростное шкворчание масла, синий чад расплывался по кухне и, извиваясь, медленно выползал в форточку.
— Бабушка, — ныла Тося, — ну, ба-а-бушка… Ну, я так хочу с ней подружиться!
— Вот и подружись! — сердито говорила бабушка. Она переворачивала ножиком рыбу на сковородке, рыба разваливалась на куски, а Тоська всё ныла и ныла под боком.
— А она не хочет. Я хочу, а она не хочет…
— Не хочет — и не надо, насильно мил не будешь. Чего ты к ней привязалась? Что у тебя, подружек мало?
— Да ты не представляешь, как она мне нравится! Она такая красивая! Даже не хуже, чем Галина Польских!
— Дело какое — красивая! — сказала бабушка. — Человек был бы хороший…
— Ой, бабушка, да ты знаешь, какой она хороший человек! Совершенно не понимаю, за что её Гвоздева с Собакиной «классной доской» прозвали! Никакая она не «классная доска»! Она просто очень серьёзная. И она у нас самая лучшая отличница! Вот погляди, никого в журнале «Пионер» не напечатали, а её напечатали. Ну как мне сделать, чтобы она на меня внимание обратила?.. Ты представляешь, я ей что-нибудь начну рассказывать, а она так голову повернёт, так посмотрит на меня… И я даже не знаю, что дальше сказать. По-моему, ей всё не интересно, что я говорю. Про кино рассказываю — не слушает. Про артистов — тоже не слушает. Ну, бабушка, ну про что мне такое ей рассказать, чтобы она меня слушала?
— Да про что ж ты ей можешь рассказать, круглой-то отличнице? — сказала бабушка, роясь в шкафу и вытаскивая кухонное полотенце. — Ведь она небось столько книжек прочла! А тебя попробуй за книжку усади! Только и знаешь, что телевизор глядеть целыми днями!
— Она такая гордая, — сказала Тося, не обращая никакого внимания на сердитые бабушкины слова. — Я её пирогом угощала — отказывается. Нинка Кошкина никогда не отказывалась… Бабушка, ну что мне придумать, чтобы она со мной подружилась?
Фёкла Матвеевна взмахнула кухонным полотенцем. Видно, терпению её пришёл конец.
— Сама думай, не маленькая! — сказала Фёкла Матвеевна. — У меня и своих дел полно…
Тогда Тося направилась к телефону, чтобы позвонить закадычной подружке Нинке Кошкиной и поделиться с ней своими горестями. Но только она подняла трубку, как вдруг одна хорошая мысль пришла ей в голову.
Она вспомнила про фламастеры. Про те самые фламастеры, которые дядя Коля привёз ей из Японии. Они были очень красивые. Они лежали в лакированной красной коробочке. По бокам у них вились золотые иероглифы. Они были так хороши, что Тосе даже жалко было ими рисовать…