Они взяли два чая и два винегрета и сели за стол.
— Я, между прочим, тоже одного преступника выследил, — сказал Спичкин.
— Ну да?! — Тося вытаращила глаза и забыла про ссору.
— Провалиться мне на этом месте! — сказал Спичкин. — Его портрет на всех улицах висит. Его милиция уже два года ищет!
— А как же ты его выследил? — изумилась Тося.
— Я его давно выслеживал, — сказал Спичкин. — Я все его приметы в тетрадку списал и наизусть выучил. Только мне всё не везло. Никак его не мог выследить! А тут пошёл в магазин, смотрю — он! Я его сразу узнал. Лицо круглое, волосы светлые, на левой щеке родинка… Я за ним… А он идёт, делает вид, что просто так, погулять вышел. А потом раз — в подъезд зашёл. Я за ним. Он лифт стал вызывать. Ну, думаю, от меня не уйдёшь! Не на такого напал. Не подумай, что я побоюсь с тобой в одном лифте ехать!..
— И поехал?!
— Поехал! — сказал Спичкин. — Он знаешь как на меня всю дорогу глядел? У меня прямо мурашки по спине ползали! Я думал, он меня прямо тут, в лифте, убьёт…
— Ой! — Тося схватилась за щёки. — Алик, и как ты решился!.. А дальше что было?
— А дальше он из лифта вышел, а я нарочно поехал на один этаж выше. Смотрю сверху: он на площадке постоял, оглянулся — и как шмыгнёт в дверь!
— Ой! — опять сказала Тося. Про винегрет она забыла. Глаза у неё блестели, как у Спичкина. Чай стыл на столе.
— Тогда я спустился, — продолжал Спичкин, — и осторожно, на цыпочках, подошёл к двери. Смотрю — на двери написано: «А. П. Тарасов». Ага, думаю, меня не проведёшь! Ты, думаю, нарочно фамилию поменял! Нам твоя настоящая фамилия известна. Мишкин твоя фамилия, а вовсе не Тарасов. И. В. Мишкин. Понятно?.. Вот только я глаза не разглядел. Там написано — серые, а я не разглядел, какие у него. В лифте темно было.
— С ума сойти! — сказала Тося. — Просто с ума сойти!
— Ещё бы! — сказал Спичкин. — Ты что, не будешь винегрет? Я могу доесть.
— Доедай, — сказала Тося. — Алик, а ты не можешь мне показать этого преступника?
— Показать? — задумался Спичкин. — Нет, не могу.
— Ну, Алик, — взмолилась Тося, — ну пожалуйста! Я тебе за это чего хочешь дам! Ну хочешь «Два капитана»?
— Мне «Два капитана» не нужно. Мне бинокль нужен, издалека наблюдать. Есть у тебя бинокль?
— Есть. Но только не насовсем, — сказала Тося.
— Ладно, — сказал Спичкин. — Договорились. Уж в бинокль-то я разгляжу, какие у него глаза.
БОРЯ ДУБОВ
Боря Дубов шёл на работу к своему отцу, Борису Борисовичу Дубову.
«Зайду за папой, вместе пойдём домой, — рассуждал про себя Боря. — Поведу его через Сад железнодорожников. Уж очень погодка хорошая!..»
А вот и серый пятиэтажный дом. Рядом с дверью вывеска: «НИИ мясо-молочной промышленности». Она сверкает на солнце.
«НИИ»… — подумал Боря. — Ну и словечко! Не могут просто написать — «Научно-исследовательский институт»! А то — «НИИ…»
Немного потоптавшись на пороге и ещё раз презрительно оглядев вывеску, Боря отворил дверь.
Перед ним была лестница, покрытая ковровой дорожкой.
Направо, за перегородкой, висели пальто и шубы. Гардеробщица тётя Паша встала с табуретки.
— Ты что же нас забыл? — сказала тётя Паша, принимая из Бориных рук пальто. — А похудел-то! А вырос! Скоро отца перегонишь!
Она дала Боре синий номерок, и Боря нацепил номерок на палец и запрыгал по лестнице на третий этаж.
Там, в самом начале коридора, он постучался в дверь, на которой значилось «Б. Б. Дубов. Начальник отдела», и, не дожидаясь ответа, вошёл.
За столом, заваленным бумагами, сидел его отец, Борис Борисович Дубов.
— Привет, — сказал Дубов-младший.
— Сколько лет, сколько зим! — обрадовался Дубов-старший. — Ты чего это вдруг надумал?..
— А погодка хорошая, — сказал Дубов-младший. — Неплохо бы прогуляться!
— Прогуляться? — задумался Дубов-старший. — Прогуляться и в самом деле неплохо. Да ведь до шести ещё целых тридцать две минуты!
— А я подожду, — сказал Дубов-младший. — Вот тут у тебя в кресле посижу, ладно?
— Посиди, — сказал Дубов-старший. — На вот журнальчик, погляди. Наша сотрудница Залетаева преподнесла. Там напечатан портрет её дочери. Советую намотать на ус, какие бывают прекрасные дети…
И Борис Борисович снова погрузился в бумаги, а его сын сел в кожаное кресло и принялся читать журнал «Пионер» в ожидании того хорошего момента, когда отец освободится от работы.