— Мне казалось, у твоего деверя мост? — непонимающе спросил Коэн.
— У одного из них. Но у моей жены больше деверей, чем у собаки блох, — ответил тролль. Он печально посмотрил на реку. — Один из них — купец в Кислой Воде, вырубкой лесов занимается, у второго мост, а большой и толстый — купец в Горькой Щуке. Разве ж это работа для тролля?
— Хоть один из них мостовым делом занимается, — заметил Коэн.
— Мостовым делом? Сидит весь день в будке, с людей берет серебряную монету за проход… Половину времени вообще там не находится! Просто гному платит, чтобы деньги брал. И еще называет себя троллем! Пока близко не подойдешь, от человека его не отличишь!
Коэн понимающе кивнул.
— Представляете, — продолжал выплевывать слова тролль, — мне с ними приходится каждую неделю обедать… Со всеми тремя! И слушать, что надо меняться, ибо времена меняются…
Он повернул к Коэну свое большое печальное лицо.
— Что такого плохого в сидении под мостом, если ты тролль? — вопросил он. — Меня вырастили для этого. Теперь хочу, чтобы молодой Щебень мое место занял, когда помру. Что в этом плохого? Под мостом должен быть тролль. А иначе для чего мы живем? В чем смысл?
Они угрюмо оперлись на парапет, глядя вниз, на белую воду.
— Знаешь, — медленно проговорил Коэн, — я помню времена, когда человек мог доехать отсюда аж до Клинковых Гор и не видеть ничего живого. — Он провел пальцем по лезвию своего меча. — Долго, по крайней мере.
Он бросил в воду окурок своей сигареты.
— А теперь всюду фермы. Маленькие такие фермы, заправляют там маленькие люди. И всюду заборы. Куда ни погляди, там фермы, заборы да маленькие люди.
— Она, конечно, права, — продолжал какой-то внутренний разговор тролль. — Никакого будущего в выпрыгивании из-под моста.
— Конечно, — говорил о своем Коэн, — против ферм я нтчего не имею. Или фермеров. Они должны быть. Просто они далеко были, где-то у краев. А теперь это край.
— Все время толкает, — бормотал тролль. — Все время меняет. Как мой деверь Сланец. Лесопилка! Тролль, управляющий лесопилкой! В такое превратил Лес Тенорез — жуть!
Коэн удивленно поднял голову.
— Это что, тот, где живут гигантские пауки?
— Пауки? Нет там больше никаких пауков. Одни пни.
— Пни? Пни? Мне этот лес нравился. Он был… ну, темным таким, зловешим. Теперь нет ничего по-настоящему зловещего. Да, в таком лесу всякий познавал значенье слова «страх».
— Зловещего хотите? Он там теперь ели сажает, — бросил Слюда.
— Ели?!
— Это не его идея была. Он деревья друг от друга не отличает. Это все Глина выдумал. И его уговорил.
У Коэна закружилась голова.
— Что еще за Глина?
— Я же говорил —- у меня три деверя, так? Он купец. Сказал, если новых деревьев насажать, землю будет легче продать.
Последовала долгая пауза — Коэн переваривал услышанное. Затем он крикнул:
— Лес Тенорез нельзя продавать! Он никому не принадлежит!
— Точно. Поэтому, говорит Глина, его и можно продать.
Коэн ударил кулаком по парапету. От того отвалился кусочек камня и покатился в ущелье.
— Извини, — бросил он.
— Ничего страшного. Я же говорил, все время куски отваливаются.
Коэн повернулся.
— Что происходит? Я помню кучу войн. А ты? Тоже, должно быть, сражался.
— Да, дубиной всех дубасил.
— Мы, вроде, сражались за светлое будущее, власть закона и такие штуки. Так говорили…
— Ну, лично я сражался, так как мне велел большой тролль с хлыстом, — ответил Слюда осторожно. — Но я понимаю, что вы имеете в виду.
— Я имею в виду, мы же не за фермы и ели дрались. Верно?
Слюда повесил голову.
— И вот он я, с этой развалюхой вместо моста. Мне правда очень неудобно, — стонал он, — вы аж сюда приехали и все такое…
— И был какой-то король, — говорил Коэн задумчиво, глядя на воду. — И, кажется, волшебники какие-то были. Но король был. Уж в этом-то я уверен. Никогда его не встречал. Знаешь? — и он усмехнулся троллю. — Я ведь не помню его имени. Мне даже кажется, что никогда мне его имени не говорили.
Примерно через полчаса лошадь Коэна выехала из мрачного леса нв мрачную, продуваемую ветрами вересковую пустошь. Она какое-то время шла молча, а затем спросила:
— Ладно… сколько ты ему дал?
— Двенадцать золотых монет.
— Почему ты ему дал двенадцать золотых?
— Больше у меня не было.
— Должно быть, ты сошел с ума.
— Когда я был молоденьким, начинающим героем-варваром, — ответил на это Коэн, — под каждым мостом жил тролль. А когда через лес ехал — вот как мы сейчас — по меньшей мере двенадцать гоблинов пытались тебе голову отрубить. — Он вздохнул. — Интересно, что с ними всеми произошло?
— Ты, — ухитрилась ответить одним словом лошадь.
— Ну, да. Но я всегда думал, еще будут. Всегда думал, еще края будут.
— Сколько тебе лет? — спросила лошадь.
— Понятия не имею.
— Но уж, конечно, достаточно стар, чтоб глупостей не делать!
— Да. Верно, — Коэн зажег новую сигарету и кашлял, пока из глаз не потекло.
— Мозги размягчились!
— Ага.
— Последний доллар троллю отдал!
— Угу, — и Коэн выдохнул струю дыма, застлавшую закат.
— Зачем?
Коэн поглядел на небо. Красный свет был холоден, как склоны ада. Ледяной ветер пронесся по степи, развевая жидкие остатки его волос.
— Ради того, что должно бы быть, — ответил он.
— Ха!
— Ради того, что было!
— Ха!
Коэн взглянул вниз.
Он усмехнулся.
— И за три адреса. В один день я помру, — весело произнес он, — но, думаю, не сегодня.
С гор дул ветер, наполняя воздух кристалликами льда. Было слишком холодно, снег пойти не мог. В такую погоду волки спускались в деревни с гор, в глубине леса рвались, замерзая, деревья. Вот только и волков становилось меньше и меньше, и леса.
В такую погоду все разумные люди сидят дома, перед огнем.
Рассказывают разные истории про героев.