— Два миллиона! — послышался голос Роберта.
Это он зря. Видимо, взял с меня пример. Нам надо было покупать этот участок, но роль отводилась Семёнычу. За такой участок точно не предполагалось никакой серьёзно борьбы. И могли бы ощутимо сэкономить.
— О! Отлично. Номер восемьдесят три — раз…
— Два миллиона сто? — усмехнувшись, предположил статный седой господин с усами с первого ряда.
— Два миллиона… двести. — вклинился Семёныч.
— Три миллиона!.. — не унимался Роберт.
Я не выдержал, обернулся и выразительно поглядел на него. Он поймал мой взгляд и вжался в кресло.
— Три миллиона раз… Три миллиона два… Три миллиона три — продано господину на последнем ряду!
Что ж, незапланированная трата почти двух миллионов. Интересно, это в нём алкоголь сказал, или рвение получить участок, граничащий с землями его брата?
Дальше — снова усадьбы и сады в Западной Гербере, которые после непродолжительной борьбы выкупил тот самый статный седой господин. И после наступил короткий перерыв, во время которого я успел поймать Роберта и коротко пригрозить:
— Хватит. Больше ничего.
Меня же пытался вызвать на какой-то серьёзный разговор взъерошенный Меркурьев, но я просто проигнорировал его. А вот с Питером Блейзом перекинулся парой фраз.
— Вижу, ты настроен серьёзно, Александр? — ухмыльнулся он. — Что ж, я даже рад, что ты здесь укореняешься. Но не слишком ли напористо для первого раза?
— Просто предпочитаю сразу заявить о себе, — пожал я плечами.
И сразу же после меня легко толкнула в бок Виктория, прохаживаясь с фужером игристого.
— Будь осторожен, — сказала она, метнув взгляд на того самого статного седого господина, который вступил в игру на последних лотах.
Просто так бы она меня не предупредила. Видимо, действительно, серьёзный господин. Ну, что поделать. Если наши интересы совпадут, то мне ничего не останется, кроме как сразиться с ним за лот.
И интересы совпали. Потому что спустя два лота после перерыва был, пожалуй, самый главный для меня из сегодняшних лотов.
— Три градуса южной широты, шестьдесят градусов восточной долготы… Да, это продолжение лота, который был выкуплен господином с последнего ряда, выставлен Центральным Планетарным. Двести сорок тысяч гектаров. Полупустыня, барханы, солончаки, установлено незаконное проживание деградированных кочевых сообществ. Незначительная охотническая ценность. Имеются развалины гидротехнических сооружений Империи, ныне неисправных, примерной площадью сто пятьдесят тысяч квадратных метров. Возможно использование для получения стройматериалов. Первоначальная цена — три с половиной миллиона. Шаг цены — сто тысяч. Делайте ставки, господа.
«Гидротехнические сооружения», если что — это Акведук. Мой Акведук. И обесчеловеченные шершавым языком бюрократии «деградированные кочевые сообщества» — мои, это одно из присягнувших мне племён пустынгеров. Племя Кукушки, между прочим.
— Три миллиона шестьсот, — начал я.
На этот раз — осторожно. Виктория же попросила «осторожно»? Вот и буду, чтобы не распугать.
— Три миллиона семьсот! — изобразил активность егерь.
— Три миллиона восемьсот, — заявил статный седой господин на первом ряду.
Хм. А это уже нехорошо. Егерь сразу вжал голову в плечи и притворился вельветовым пиджаком.
Меня же это не напугало. У меня была цель — во что бы то ни стало заполучить Акведук и земли с основными развилками труб от него. И я к ней пошёл.
— Три миллиона девятьсот, — возразил я.
— Четыре миллиона, — парировал он.
А сам обернулся и посмотрел на меня, вздёрнув бровь. Вот как? Он имеет на этот акведук виды?
Нет, понял я по ухмылке и огоньку в глазах. Он просто играется. Просто увидел во мне достойного соперника и решил испытать удачу.
— Четыре миллиона двести, — решил я немного усугубить.
— Четыре миллиона пятьсот, — он сразу перешагнул через три ставки.
— Пять, — изобразил я серьёзность своих намерений.
По рядам прошёлся шепоток. Кто-то качал головой и сидел, закрыв рот рукой от изумления. Как будто бы я сделал что-то ужасное и непоправимое. Что? Я просто воюю за свою землю.
— Пять миллионов раз… Пять миллионов два… — начал отсчёт распорядитель.
— Пять миллионов триста! — улыбнувшись, вкинула Виктория, обворожительно улыбнувшись.
— Пять миллионов пятьсот, дорогая моя, — парировал я.