Отряд лучников, которому было поручено охотиться за Ашшур-ахи-каром, в конце концов своего добился. В рабсака почти одновременно вонзилось четыре стрелы, и одна из них, та, что попала в сердце, принесла его врагам удачу.
Арад-бел-ит, появлявшийся то здесь, то там, то отдававший распоряжения, то рубившийся с врагом, узнал об этой смерти, когда находился в самом центре, где царские телохранители и остатки сотни Хавшабы противостояли сотням Шимшона и Хадара. Это было как послание богов, в которых он не верил: «Все кончено!»
Вокруг сгущались сумерки. То, что Аби-Рама и Набу-шур-уцур до сих пор не дали о себе знать, говорило об одном: помощи ждать неоткуда, а битва проиграна. По какой причине — уже не имело значения. И все же природное упрямство, стремление бороться до конца в самой, казалось бы, безнадежной ситуации, заставляли цепляться за последний шанс.
— Мне нужны все офицеры и сотники, — выйдя из боя, приказал Арад-бел-ит, вкладывая меч своего отца, верный Нергал, в позолоченные ножны и поправляя на себе сбившиеся доспехи, перемазанные грязью и чужой кровью.
Военный совет собрался всего в ста шагах от переднего края, по иронии судьбы — в шатре, который еще утром принадлежал Гульяту. Царь потребовал доклада. Они бились в полном окружении, исчезла даже та единственная лазейка, которой еще недавно воспользовался Набу-шур-уцур. Раненых давно перестали выносить с поля боя, убитых было больше, чем живых, — от всего царского полка осталось не больше кисира.
Слушая тех немногих командиров, что остались в строю, Арад-бел-ит всматривался в их усталые лица и понимал: эти люди пойдут за ним до конца, среди них не было ни трусов, ни предателей.
Царь заговорил:
— Главное — вырваться из окружения. Будем пробиваться назад, к нашему лагерю. Штурмовать его ночью враг не осмелится, а значит, у нас появится небольшая передышка. Оставим обоз и всех тяжелораненых и еще до утра отступим в горы. У нас есть союзники, на которых мы можем положиться. Сейчас, когда армия моего брата измотана и обескровлена, для того чтобы разбить ее, будет достаточно одного свежего кисира.
Уверенность, с которой Арад-бел-ит говорил о будущих победах, передалась его офицерам. Почувствовав это, он прибег к последнему средству:
— Ашшур-ахи-кара, вашего командира, больше нет среди живых. Есть желающие отомстить за его гибель?!
— Они умоются кровью! — закричал массивный, как скала, Анбу, заместитель погибшего Ашшура.
Эти слова отозвались громким эхом:
— Месть! Месть! Месть!
Но стоило царю поднять руку, как шум мгновенно стих.
— Оставьте в бою ровно столько людей, сколько надо, чтобы на какое-то время сдержать врага. Остальных отводите к северным воротам. Пробиваться будем там. И да помогут нам боги!
Час спустя у северных ворот собралась почти тысяча воинов, готовых пойти за своим царем до самого Кура[37]. Разве могли их напугать тени умерших! Однако Гульят с тремя свежими кисирами, которые все это время держал в резерве, уже ждал неприятеля в месте прорыва. Вырвавшись из вражеского лагеря, воины Арад-бел-ита оказались на голой равнине против превосходящих сил, ощетинившейся фаланги, растянувшейся по всему фронту. Это была бойня. Разгром довершили лучники.
Арад-бел-ит погиб одним из последних. С мечом в руках, убив десятки врагов, от случайной стрелы, когда все уже было предопределено. Безмолвно… На вздохе…
20
История, рассказанная писцом Мар-Зайей
Казалось, ничто не может омрачить нашего счастья.
Мы были вместе. Мы любили друг друга. Мы верили, что это навсегда…
Пока не наступило то злосчастное утро.
Это было перед самым рассветом. Марганита спала, волосы моей возлюбленной разметались по подушке, голова лежала у меня на плече, запах ее тела пьянил, а робкое дыхание заставляло мое сердце сжиматься от нежности.
Никогда не верил в бескорыстие великих богов...
И вдруг Марганита вскрикнула, задрожала всем телом. Я осторожно приподнялся на локте, тревожно посмотрел на нее: она лежала с открытыми глазами, а на лице застыла гримаса боли.
— Милая… я здесь, я рядом! — но моя несмелая попытка успокоить любимую только усугубила положение.
Марганита метнулась от меня прочь, упала с кровати, разбив локоть в кровь, и принялась отползать к стене. Тяжелое и частое дыхание прерывалось всхлипываниями и стонами.
Я бросился к ней, все еще надеясь достучаться до ее воспаленного мозга, но вдруг обжегся о взгляд, полный ужаса, и тогда в растерянности остановился на полпути, умоляя богов снизойти до милости к нам обоим.
37