Син-аххе-риб тяжело задышал, глаза налились кровью, затем он издал глухой рев и в ярости рукой смахнул на пол все, что было на столике перед ним.
— Кто?! Закуту?! Этот выродок, что только что был здесь?! Или наш жрец, этот жалкий червь Набу, который служит богам больше, чем своему царю?!
— Скорее, все вместе… Сторонники Закуту соберутся этой ночью в усадьбе Син-Ахе, родственника Ашшур-дур-пании. Думаю, похищение Марганиты — это часть их тайного плана.
Син-аххе-риб встал с ложа и, не в силах справиться с возбуждением, заходил по комнате. Глухо спросил:
— Готовят заговор?
— Сказать об этом с уверенностью я смогу только завтра. На встрече будет Бальтазар. Он служит мне и одновременно пользуется доверием Ашшур-дур-пании.
— Я хочу вернуть Марганиту. Слышишь, Арад! И я не хочу ждать! Одна мысль о том, что сейчас чьи-то грязные руки касаются ее тела, сводит меня с ума! Я хочу, чтобы они заплатили за это! Я предам этих изменников самым долгим и мучительным пыткам на свете!
— Отец, я желаю этого не меньше твоего. Однако надо набраться терпения. Я скажу тебе то, о чем раньше молчал. У меня есть доказательства, что это сторонники Закуту имеют отношение к несчастным родам Шарукины. Я ждал этого момента три долгих года… И готов подождать еще.
Син-аххе-риб остановился посреди зала.
— Ашшур-аха-иддин причастен к смерти твоего сына?
— Думаю, что нет, — признал Арад-бел-ит. — Но если ты арестуешь его мать, он не остановится ни перед чем, чтобы ее освободить.
— Я не хочу войны между ассирийцами. Нам всем придется чем-то поступиться. И я должен знать, готов ли ты на уступки?
— Одно твое слово, отец.
— Тогда вот тебе мое повеление: Закуту и сыновья Ашшура не должны пострадать ни при каких обстоятельствах.
— Обещаю. Но тогда и я прошу тебя довериться мне и не торопить события. Мне надо знать все о планах наших врагов и о том, кто с ними заодно.
— Иди ко мне, дай мне обнять тебя в знак моей искренней любви!
Пока Бальтазар слушал рассказ Набу-шур-уцура о том, что во дворце Арад-бел-ита долгое время тайно жила принцесса Тиль-Гаримму, возлюбленная Син-аххе-риба, что теперь она похищена и неизвестно, жива или нет, нашелся Ур-Уту. Отстранять Бальтазара было поздно, и Набу-шур-уцур приказал этим двоим объединить свои усилия в расследовании, дал в помощь кравчего Арад-бел-ита, чтобы перед ними открылись все двери во дворце, а сам отправился к Набу-дини-эпише. Надо было запереть все выходы из города, перетрясти все постоялые дворы и рынки, расспросить купцов, караванщиков, старших по каждой улице: не видел ли кто чего подозрительного, не заметил ли чужих. А как сделать все это без наместника Ниневии?
Между тем Ур-Уту приступил к делу основательно: обошел весь сад, стал искать следы, которые оставили злодеи, расспросил нескольких слуг, стражу, только что заступившую на пост, и даже, пользуясь данными ему почти не ограниченными правами, поговорил с принцессой.
Бальтазар ходил за ним по пятам, помалкивал и с нетерпением ждал хоть каких-нибудь выводов.
— Так что скажешь? — наконец не вытерпел начальник внутренней стражи.
Ур-Уту, вместо того чтобы ответить, поглядел на кравчего:
— Тебя ведь зовут Агга? Мне бы выяснить, какая из служанок принцессы могла незаметно выйти этой ночью в парк.
Пузатый, невысокого роста круглолицый ассириец с накладной бородой[13] почтительно поклонился и заметил тихим вкрадчивым голосом:
— Принцесса разговаривала с нами крайне неохотно. Просить ее еще об одной встрече — неразумно.
— Мне нужны всего лишь ее служанки.
— Принцесса этого не допустит.
— А ты все-таки попробуй, — безразлично ответил Ур-Уту.
Агга тяжело вздохнул, сказал ждать и вразвалочку отправился в покои Хавы.
Бальтазар, оставшись с Ур-Уту наедине, долго изучающе рассматривал его. Этот вавилонянин появился рядом с Набу-шур-уцуром совсем недавно, а уже пользовался у своего господина почти неограниченным доверием. Худой, со впалыми щеками, среднего роста и немного сутулый, Ур-Уту относился к тому типу людей, которые могут легко затеряться в толпе. Одевался он скромно, однако тунику носил длиной ниже колен, что говорило о его достаточно высоком статусе. Об этом же говорили серебряная серьга в правом ухе, серебряные перстни на каждом из пальцев и массивный серебряный браслет с золотыми вставками на левом запястье. На поясе всегда красовался длинный тонкий кинжал в ножнах из красного дерева. Словом, ничто человеческое ему было не чуждо. В Ниневии он появлялся редко, не имел ни родных, ни близких, жил где придется — мог остановиться и на захудалом постоялом дворе, и в доме богатого купца или сановника.
13