Нежная ткань подола была покрыта блестками. От этого с каждым движением она становилась похожа на свежевыпавший снег или лед в утреннем сиянии.
А еще оно было до неприличия коротким и поднималось значительно выше моих коленей. Верх корсета был выполнен из сетки телесного цвета, расшитой вдоль и поперек пайетками и драгоценными камнями.
Действительно, я была как снежная королева.
Ирония заключалась в том, что если бы я надела это платье в «Семь грехов», никакого льда не было бы и в помине, за мной остался бы один лишь огненный след. Это было заманчиво. Как же мне хотелось войти в роль кого-нибудь другого, пускай и всего на одну ночь. Возможно, мне бы удалось притвориться, что я только что пришла из сказки, а может, даже предстать той, что не боится рисковать и мечтать.
Однажды, десять лет назад, я рискнула и вышла из зоны комфорта, открывшись миру. Тогда я позволила надежде стать моим путеводным светом и Полярной звездой.
Все это плохо кончилось, но я выжила.
Меня почти не задело, если только невидимый шрам на сердце считать за сопутствующий ущерб.
Я рано усвоила, что в любовных играх нет никаких гарантий победы для тех, кто оказался достаточно смелым, чтобы в них вступить, хотя и предполагала, что даже попытки приносили острые ощущения.
Мой отец говорил, что величайшая трагедия всей жизни – позволить страху себя сдерживать. Для него не было судьбы печальнее, чем постоянно задаваться вопросом: «А что, если бы…»
Однажды я спросила отца о погоне за мечтой:
– Но вдруг я упаду? Что, если споткнусь?
– Попробуй задать вопросы получше, голубка моя. А вдруг ты взлетишь? Что, если ты пустишься в погоню за звездами?
Закрыв глаза, я едва ли не слышала его раскатистый голос:
– Неудача означает лишь то, что ты стараешься, и в этом нет ничего постыдного. Не позволяй никому говорить тебе, кто ты такая. Верь в себя. Это твоя жизнь, и прожить ее надо так, как ты сама считаешь нужным. К черту все остальное!
Если бы отцу поручили вести колонку с советами, он бы с этим справился лучше всех.
– Уже почти полночь, – ласково сказала Райли, кивнув на часы. – Мы так опоздаем.
Семь
Викси, до крайности ласковая гостья, лизнула мой кадык и тихо застонала.
– Вы так приятны на вкус, ваше высочество, – пробормотала она, снова посасывая мою шею. На это ее, несомненно, сподвигла порочная картина из большого фойе, где я встречал гостей, прибывших на мой званый вечер. Девица провела зубами по яремной вене, и я едва удержался, чтобы не вздрогнуть. Если бы кусалась еще сильнее, она бы без труда нашла себя при дворе вампиров.
Мимо нас мелькали подносы с дымящимися коктейлями. В воздухе разносились резкие ароматы можжевельника и других сезонных зимних добавок.
Я взял с подноса бокал с ледяным коктейлем, который привлек меня своей вычурной экстравагантностью. Вместо кубиков льда в нем плавали замороженные ягоды можжевельника. Благодаря какому-то ловкому приему верхушка коктейля дымилась, что придавало ему восхитительное ощущение морозной свежести. Ароматы усиливали вкус: я потягивал цитрусовый джин, наслаждаясь легким шипением пузырьков, которые скользили по языку.
Зрение, вкус и обоняние были задействованы в полной мере. Прислуга, которая занималась приготовлением коктейлей, превзошла саму себя, создав фирменный напиток этого вечера.
И все же часть гостей находила куда более увлекательные способы пробовать коктейли.
В Доме Чревоугодия к пиршествам относились крайне серьезно. Несмотря на множество слухов и предположений, все началось с попытки поддеть мисс Сент-Люсент. Как-то раз она написала, что я не отличаю грех от добродетели и мне следовало бы снять с себя корону правителя грешников.
Я хотел, чтобы она проглотила свои слова, причем буквально, и тогда внутри поставили длинный стол, который занял большую часть холла при входе. Чтобы пройти дальше в мой Дом Греха, гостям приходилось огибать его.
Я с удивительной ясностью вспомнил тот самый первый вечер, когда Адриана пришла и напилась допьяна. Я позаботился о том, чтобы она получила приглашение на мероприятие.
Ее лицо омрачилось от изумления – готов поклясться, что заметил в ней искру заинтересованности и желания, – но затем она снова надела маску презрения.
Однако мне и этого хватило для удовлетворения. Тогда я понял, что выиграл этот раунд, даже если бы она ни за что в этом не призналась. С той поры я оставил стол на том самом месте в качестве одного из столпов своего дома.