Вилар сидел в кресле. Ночная лампа под синим абажуром освещала задумчивое лицо, поникшие плечи, руки, безвольно опущенные на колени.
— Что вы здесь делаете? — спросила Малика.
— Где ты была?
— Просила портье разбудить нас пораньше.
— Присядь.
Малика опустилась на край кровати.
Вилар расслабил узел галстука:
— Родовое имение Бархатов находится в пригороде Градмира. К нему ведёт дорога, вдоль которой растут деревья: клены, липы, берёзы. Когда-то росли два тополя. Каждую весну они «надевали серёжки», потом один ронял их, а второй укрывал дорогу и обочину пухом, похожим на первый снег. Как-то летом в одно дерево ударила молния, и его пришлось выкорчевать. Второй тополь перестал цвести. С каждым годом он всё позже распускал листья и торопился их сбросить. Тополь медленно умирал. Мой дед решил спасти его. Посадил рядом с ним топольник. И дерево вновь зацвело.
Вилар снял через голову галстук, развязал узел:
— Адэр вернётся в Тезар, и твоя жизнь остановится.
— Вам лучше уйти, — произнесла Малика.
— Есть Мун, я, мой отец и трое замечательных детей, — продолжил Вилар, скручивая галстук. — Мы окружим тебя, как тополиная роща. Быть может, ты не будешь счастлива с нами настолько, чтобы цвести, но ты не будешь одинока. Подумай. Я не тороплю с ответом. — Спрятал галстук в карман пиджака и ушёл.
Малика вытащила из шкафа одеяло, хотя ночь была жаркая. Укрывшись с головой, забылась тяжёлым сном. И проспала — или портье забыл разбудить, или стучал, а она не услышала. Быстро оделась и, выйдя из комнаты, столкнулась с Виларом — похоже, он не ложился.
— Я за тобой. Идём обедать.
Летом клиенты предпочитали трапезничать на открытых площадках кафе. Вилар почему-то заказал столик в ресторане при гостинице. Тишину безлюдного зала нарушали тихие разговоры поваров на кухне. Официанты не торопились выполнять заказ.
Малика комкала в руках салфетку, поглядывая на дверь. Вилар рассматривал букетик незабудок в вазочке.
— Почему ты нервничаешь? — спросил он.
Она не успела ответить — в зал вошла Вельма.
— Малика! — воскликнула девушка и быстро, насколько ей позволял округлый живот, приблизилась к столу.
Вилар опешил:
— Вельма?
Она рассмеялась:
— Вы меня узнали, маркиз Бархат? — Погладила живот. — А нас скоро будет трое.
— У тебя двойня?
Вельма расхохоталась; белокурые локоны запрыгали по пополневшей груди:
— Я, муж и ребёнок. Малика сказала, что у нас будет дочка. Хочется верить. — Подсела к столику. — Не знаю, что делать: мне нравится одно имя, Лилану другое. Цапаемся каждый день. — Подпёрла подбородок кулачком. — А вы, маркиз Бархат, сильно изменились.
— Я думал, ты вернулась в Лэтэю, — сказал он, желая сменить тему.
— Вы ничего не знаете?
— Помолчи, — попросила Малика.
— А вот не буду молчать. Беременной женщине всё можно. — Вельма посмотрела через плечо: — Почему на столе до сих пор пусто? — Повернулась к Вилару. — Только уедешь на денёк, и вся прислуга засыпает.
— Вельма командует твоей гостиницей? — спросил он у Малики.
— Это не моя гостиница.
— Моя, — вставила Вельма.
— Ты продала гостиницу? — вновь спросил Вилар у Малики.
— Подарила.
— Это моё приданое, — произнесла Вельма. — Родители Лилана были против нашей свадьбы. Я же лэя из развратной Лэтэи. А как узнали о приданом, сразу меня полюбили.
Звонко рассмеялась:
— А я их нет. Я Лилана люблю. — Погладила живот. — И дочку люблю. Мне больше никто не нужен.
Вокруг столика забегали официанты, устанавливая тарелки с едой.
Вельма взяла Малику за руку:
— Мы с Лиланом купили детскую кроватку. Пойдём, покажу.
— Мы торопимся, — заметил Вилар.
— Я приду. Чуть позже, — пообещала Малика.
Вельма поднялась:
— Мы будем ждать. — И поплыла к выходу из зала.
Вилар посмотрел ей в спину:
— Кто бы мог подумать, что Вельма выйдет замуж. — Повернулся к Малике. — Теперь в Грасс-Дэморе тебя ничто не держит.
Она поводила пальцем по скатерти:
— Я не поеду с вами, Вилар. Не поеду с вашими детьми к вашему отцу.
— Ты не понимаешь, что значит — остаться одной.
Она улыбнулась:
— Я люблю его. Мне больше никто не нужен.
***
Из Тезара привезли архив Порубежья — три грузовые машины. Кебади обезумел от счастья. Слуги несколько дней переносили коробки с бумагами из холла в вотчину летописца. Малика помогала ему сортировать документы в хронологическом порядке и радовалась, что даты выметают из головы ненужные мысли.
Луга привёл доморощенного автомеханика. Вскоре старая машина Вилара — красная, как закатное солнце, с поцарапанным крылом и вмятиной на капоте — была на ходу. Малика вырвалась из замка, и время полетело с бешеной скоростью.
Наконец наступил день, который она ждала с нетерпением. Надела белое платье и серебряное ожерелье с камнями мастера Ахе. Долго крутилась перед зеркалом, укладывая волосы. Окинув себя придирчивым взглядом, направилась в охраняемый надзирателями флигель.
Иштар раскладывал книги на полке. Обернувшись на стук двери, воскликнул:
— Бог мой! Это ты?
— Нет. Это я, Малика, — сказала она и низко присела. — Я пришла пожелать вам доброго дня, хазир Иштар Гарпи.
Иштар вытянулся:
— Ты сказала: «Хазир Иштар Гарпи»?!
— Да, хазир Иштар. У Шедара никто не родился. Вчера был последний день его правления. Сегодня первый день вашего правления.
Иштар направил палец на замершего возле двери Лугу:
— Ты слышал? Она сказала мне: «Хазир Иштар Гарпи».
— Слышал, — подтвердил страж.
— Позови надзирателей, — приказал ракшад, и когда те вошли в комнату, обратился к Малике: — Повтори в их присутствии.
— Что? — спросила она, пытаясь сообразить, что сделала не так.
— Как ты меня назвала.
— Хазир Иштар Гарпи.
— Оставьте нас! — крикнул Иштар и упал в кресло. Посидел, взирая на Малику. Промолвил тихо: — Я не верю, что всё так просто. Одновременно так просто и так сложно.
— Шедар не уступит тебе трон?
— Закон о престолонаследии принят в Ракшаде пять тысяч лет назад. Его ни разу не нарушали.
— Тогда переживать не о чем. Скоро за тобой придёт твой шабир, и ты уедешь.
— Ты знаешь о шабирах?
— Читала.
— Что ты читала?
Малика опустилась на обитый гобеленом стул, разгладила на коленях складки платья:
— Шабир — это воин-вестник. Он приносит наследнику благую весть о переходе престола. Раньше шабиром становился любой, кто добегал до наследника первым. Потом его стал выбирать Совет Ракшады.
— Хазирад, — подал голос Иштар. — У вас король, у нас хазир — рука Всевышнего. У вас Совет, у нас Хазирад — пальцы на руке Всевышнего. Шабир — это глас Божий. Его устами Бог обращается к Ракшаде.
— Я знаю.
Иштар поднялся и, заложив руки за спину, расправил плечи:
— Ты можешь сидеть в моём присутствии. Имеешь право разговаривать в моём присутствии.
Малика улыбнулась:
— Ты в порядке?
— Имеешь право видеть меня, когда захочешь.
Малика покачала головой:
— Велика честь.
— Ты имеешь право отказать мне.
— В чём?
— В совокуплении.
Малика вскочила:
— Ты больной на всю голову. — И выбежала из комнаты.
***
Адэр влюбился в старинный город: в высокие колокольни и башни с бронзовыми часами; в каменные гулкие мостовые и резной парапет над обрывом; в шум прибоя и в огромную глупую луну, которая на закате выползала из-за вершины Дара, всю ночь тёрлась о дворец Зервана, а на рассвете пряталась за вершиной Лай.
Последние дни лета полетели навстречу осени и разбрызгались мелким, как водяная пыль, дождиком. Адэр вдруг ощутил невыносимое желание вернуться в тихий замок, где по утрам поют птицы, а не грохочет прибой, где из окон видны кроны деревьев, а не вершины расколотой горы.