Хлыст посмотрел на смазливого юнца:
— Уж точно не с тобой. — Уставился на троих за столом. — Я пришёл помочь вам выбраться из задницы.
Братки переглянулись.
— С чего ты взял, что мы в заднице? — спросил невзрачный пожилой человек, буравя Хлыста взглядом.
— Я вычислил вас за неделю. Я умный?
— Предположим.
— Вы пошли на серьёзное дело и сплоховали. Сколько вы запросили за парня? Пятьсот моров? Тысячу? И сколько вам сейчас дают? Сто? Ваш парень проел больше.
Братки вновь переглянулись.
— Значит, я не ошибся: вы в глубокой заднице. Скоро над вами будет смеяться весь город. Представляю, как порадуются ваши кореша. — Хлыст пнул носком башмака тело карманника. — Которые вам совсем не кореша. Я знаю, как закруглить гнилое дело, а потом легко срубить в пять, а то и в десять раз больше.
Мужчина средних лет поднялся с матраца, застегнул мятую рубаху, подсел к столу:
— Рокса! Поди сюда!
Из двери, ведущей в смежную комнату, появилась девушка.
— Приготовь что-нибудь пожрать, — велел ей мужчина. Пригладил ладонью спутанные волосы и повернулся к Хлысту. — Давай-ка сначала. Ты кто?
— Хлыст.
— Это мы слышали. Чем промышляешь?
— Ничем.
— А как живёшь?
— Просто живу. День ото дня.
Человек взял бутылку, посмотрел на свет. Пусто. Вновь уставился на Хлыста:
— Откуда прибыл?
— Там меня уже нет.
— Не, братан, — произнёс пожилой мужчина. — Это не разговор.
— Это мотыль, — сказал смазливый юнец. — Его стражи подослали.
— Я не мотыль!
— Чем докажешь?
Недолго думая, Хлыст снял кепку, стянул с глазницы повязку, скинул башмаки и разделся догола. Раскинув руки, повернулся вокруг себя. Тело, изуродованное шрамами и рубцами, ноги с искалеченными коленями и вывернутыми пальцами, яма вместо глаза, закрытая слипшимися веками, не по возрасту седые пакли.
— Ещё доказательства нужны?
Рано утром дворники дружной толпой пришли в городской парк. Разбрелись по аллеям. Зашуршали по дорожкам мётлы. Забряцали вёдра. Вдруг раздался истошный крик. Вскоре стражи оцепили парк. На центральной площади на столбе с часами висел труп подростка, похищенного месяц назад из двора собственного дома. К его рубашке была пришпилена картонка с надписью «Спасибо, папа!»
Часть 22
***
Передо мной закрыта дверь.
Касаюсь тихо, осторожно.
А сердце бьётся так тревожно:
Тебе не нужен я теперь.
С надрывом стонет тишина.
Перед глазами мир в тумане.
И солнце тонет в океане.
Открыта дверь. За ней стена.
Раздался стук. Вилар отложил ручку, спрятал блокнот в стол.
В гостиную вошёл Йола:
— Можно?
— Конечно, можно. — Вилар с трудом выбрался из кресла и принялся освобождать от чертежей один из стульев. — Прости. Я никого не ждал.
— Не суетись, — проговорил старик. — Я на минутку.
Вилар присел на краешек стола:
— Слушаю тебя, Йола.
Старик молчал. Его выцветшие глаза цвета морской волны, белый платок, стягивающий седые волосы, просторная рубаха и широкие штаны вызывали тоскливые воспоминания. Таким Вилар увидел главного старейшину ориентов, когда очнулся после падения с обрыва. В ту пору он не верил, что морской народ существует на самом деле, хотя читал о нём, когда изучал архив Порубежья.
Это было давно. Сейчас Вилар уже не помнил, какие документы использовал в курсовой работе по истории, но не забыл, как откладывал в стопку «Фольклор» пожелтевшие бумаги, составленные со слов очевидцев. В эту же стопку попали повествования о климах, ветонах и морунах. По сути, весь архив, вывезенный из Порубежья, был сказкой — рассказы давно умерших людей, написанные рукой подслеповатого летописца.
Курсовая работа получила низший балл за достоверность и высший балл за оригинальность. Сейчас бы Вилар поспорил с преподавателем университета, а восемь лет назад он сжёг свой труд в камине и пообещал себе, что больше никогда не будет опираться на домыслы очевидцев. Теперь очевидцем был он сам. Перед ним стоял представитель исчезнувшей цивилизации, к которой Вилар некогда отнёс все древние народы Порубежья.
Йола продолжал молчать. Не похоже, что он пришёл на минутку.
Желая чем-то заполнить неловкую паузу, Вилар проговорил:
— Я рад, что правитель пригласил тебя на день рождения.
— И я рад.
— Костюм уже подготовил?
Йола оттянул низ рубахи:
— Да. Постирал. Перед праздником ещё раз постираю. — И вновь умолк.
Не зная, как выпроводить нежданного гостя, Вилар принялся перекладывать на столе бумаги.
— До бала две недели. Чем займёшься?
— Тобой, — ответил старик.
Вилар улыбнулся:
— Мной?
— Ложись.
— Я чувствую себя прекрасно.
— Йола стар, но не слеп.
— Все хорошо, Йола. Ты зря беспокоишься.
— Голова болит? — спросил старик.
Вилар пожал плечами:
— Редко.
— Неправда. А утром тяжело встать.
— Нет, — спокойно произнёс Вилар и внутренне содрогнулся, вспомнив, скольких усилий ему стоит опустить ноги с постели на пол.
— Я хочу посмотреть твою спину, — настойчиво произнёс Йола.
Вилар провёл старика в спальню. Неторопливо разделся и улёгся на кровать. Прикосновение костлявых пальцев вызвало жгучую боль.
— Не дави так сильно.
— Я не давлю.
— У тебя похудели пальцы, — проворчал Вилар, но очередная вспышка боли заставила его закусить уголок подушки.
— Потерпи, — пробормотал Йола, продолжая ощупывать спину.
— Хватит! — взмолился Вилар. — Меня тошнит.
— Сколько дней можешь лежать?
Внутри все похолодело.
— В смысле — сколько дней?
— Я поправлю. Но надо лежать. Несколько дней. Пять, семь. Лучше десять.
Вилар рассмеялся и попытался легко подняться. Движения получились скованными, осторожными.
— Скоро будет хуже, — произнёс Йола.
— Я не могу валяться в постели.
— Скоро ты ничего не сможешь.
— У меня так уже было, — солгал Вилар. — Потом всё прошло. И сейчас пройдёт.
— Ты хочешь стать инвалидом?
— Накопилось много дел, Йола, — проговорил Вилар, одеваясь. — Через неделю заседание Совета. Советникам нельзя пропускать заседания.
— Я поговорю с правителем. Он разрешит.
Вилар сел на край кровати, скрестил на груди руки:
— Давай выясним с тобой одну вещь. Ты мой врач?
— Я не врач.
— Йола! Если ты лечишь меня, значит, ты мой врач, доктор, лекарь. А я твой пациент. Или это не так?
Немного подумав, старик ответил:
— Так.
— Выяснили. Следующее. Есть понятие «врачебная тайна». Это значит, что врачу запрещено сообщать третьим лицам информацию о состоянии здоровья пациента.
Йола вытянул шею:
— Чего?
— Ты не можешь говорить о моём здоровье с кем-то, кроме меня. Ни с кем не можешь. Иначе я перестану тебе доверять и откажусь от твоей помощи. Пусть моя болезнь будет нашей тайной. Хорошо?
— Все видят, что ты болен.
Вилар резко встал:
— Никто не видит! — Избегая смотреть на старика, вытер со лба пот. — После бала я твой. Договорились?
— Тебе нельзя танцевать.
— Не буду, — заверил Вилар.
— А потом пойдём к морскому народу. На месяц.
— Ты же сказал, достаточно десяти дней.
— Я ошибся. Десять дней мало.
— Месяц — слишком много.
— У тебя есть причина, — упорствовал старик.
— А что я скажу правителю?
— Правду.
Вилар вернулся в гостиную, уселся в кресло.
— Ты пойдёшь со мной? — не сдавался Йола.
— Не знаю.
— Я не врач. Я старейшина ориентов. И я иду к правителю. — Йола направился к двери.
— Хорошо, — произнёс Вилар. — Но месяц! Что я буду делать?
— Лечиться, — сказал старик и, выйдя из гостиной, захлопнул дверь.
Вилар взял карандаш, придвинул к себе карту и обхватил лоб ладонями. Йола прав. Надо заняться здоровьем. Сколько можно бояться, что любое неловкое движение вынудит его скривиться от боли у всех на глазах.