Адэр сел в машину охраны:
— Замёрзла?
— Нет, — ответила Сирма, кутаясь в плед.
— А я замёрз, — отозвался с переднего сиденья Гюст.
— Выйди, помоги стражам — согреешься.
— Я сапоги не брал.
Адэр придвинулся к Сирме:
— На свете существуют провидицы?
Она кивнула:
— Конечно.
— Но это же сказка.
— А вот и нет. В нашем селении жила одна.
— Ты хотела сказать — в Зурбуне.
— Я родилась в пригороде. В Зурбун я потом попала. А почему вы спрашиваете?
Адэр покосился на Гюста, пригнулся к Сирме:
— Её пророчества сбывались?
— Откуда ж я знаю? Взрослые детям ничего не рассказывают.
— Ты всё придумала. Да?
— А вот и нет! Я сама к ней ходила.
Адэр с силой сжал девичье колено:
— Не заставляй вытягивать из тебя каждое слово.
Глядя на его побелевшие пальцы, Сирма прошептала:
— Я хотела, чтобы отец перестал издеваться над мамой и братом. Хотела, чтобы она поколдовала и он умер. А подружка проболталась, и мой отец убил провидицу.
— Как убил?
— Так говорили. Отца несколько дней продержали в охранительном участке, потом выпустили. А всё потому, что её тело не нашли. Потом он продал моего брата в притон и через неделю умер. Я всю жизнь жалеть буду, что не пошла к ней раньше. А ещё я надеюсь, что она успела сбежать и жива–живёхонька. Она ведь провидица, всё видит и всё знает.
Адэр отпустил колено Сирмы и отвернулся к окну.
Вскоре машины вновь покатили по асфальту. Справа равнину сменили покатые курганы. По склонам текла грязно-жёлтая вода, струилась через дорогу и устремлялась в пологую пустошь. Возможно, провидицу напугали бугры, омываемые дождями; её воображение разыгралось, и в итоге десятки семей покинули кров. Но ручьи не смогут смыть посёлок, и уж точно не протащат его несколько миль до моря.
Когда слева от дороги потянулись убогие хижины, Адэр приказал свернуть на улицу и найти лачугу предсказательницы.
Даже если хозяева прячутся от непогоды в домах, даже если никто не высовывает носа за дверь — селение живёт. Голые деревья и кустарники, уснувшие до весны огороды, курятники и конюшни с притихшей живностью — всё живёт, пока рядом есть люди. Селение Бровки было мёртвым. Хлопали калитки. На тёмных окнах стучали ставни. Ветер срывал с крыш солому цвета подгнивших яблок, ливень вдавливал её в раскисшую землю. Огромные лужи отражали стылое небо.
На окраине села наконец-то нашлась лачуга предсказательницы. С первого взгляда её владения ничем не отличались от других. Но стоило посмотреть на деревья… Искривлённые, скрученные стволы стояли под углом к земле, корявые ветки росли только с одной стороны, будто их тянуло к дому магнитом.
Стражи Ксоп и Лайс вошли в лачугу и сразу вернулись.
Ксоп заглянул в салон автомобиля:
— Гадалка дома.
Глядя в замутнённое дождём окно, Адэр застегнул плащ.
— Можно мне с вами? — прошептала Сирма.
— Зачем?
— А если это она? Если всё-таки сбежала?
— Ну и что?
— Хочу сказать ей спасибо. Возьмите меня с собой. Пожалуйста.
Адэр кивнул и выбрался из машины. Позвал Парня, но тот не двинулся с места. Ксоп и Лайс вошли в дом первыми.
В единственной комнате, за столом, выскобленным добела, сидела старуха в залатанной кофте и шерстяной юбке. Седые спутанные волосы, на глазах чёрная повязка, на голых ногах калоши. Рядом с провидицей, на табурете, стояла корзина с сеном.
— Это не она, — прошептала Сирма.
Адэр дал знак Ксопу.
— Что ж ты, бабка, делаешь? — налетел на старуху страж. — Людей в такую погоду из домов выгнала.
Провидица сложила сморщенные руки на острых коленях, вздёрнула дряблый подбородок.
— Я ж тебя в бараний рог скручу, ведунья чёртова, — не унимался Ксоп. — Сама сидишь в тепле, в добре. А мамки с мальцами под ветром и ливнем. Куда ж ты на ночь глядя их отправила?
Старуха не шевелилась, и только грудь вздымалась при каждом вздохе.
— Ты, правда, пророчица? — спросил Адэр, рассматривая полутёмную комнату и пытаясь понять: что здесь не так.
Дощатые пол и потолок; на лежанке овечья шкура; свечи на табуретах и в узких нишах глиняных стен.
— Правда, милок. Правда, — прозвучал чистый голос.
Адэр резко повернулся. Если бы он не видел, кто перед ним сидит, решил бы, что ответила юная девица. И тут стало жутко — в комнате не было запаха. Абсолютно никакого!
Адэр кивнул Лайсу:
— Проверь её.
Страж помахал рукой перед лицом старухи:
— С глазами что?
— Нету глаз, милок. Сто лет как нету.
— Тебе сто лет? — удивился Лайс.
— Чуток поболе.
Страж переставил свечи с табурета на подоконник и подсел к столу:
— Расскажешь обо мне, бабушка?
— Расскажу, только быстро.
— Куда-то торопишься?
— Тороплюсь, милок.
Старуха полезла в корзину. Прошуршав сеном, достала обрывок верёвки и дала Лайсу. Страж, усмехаясь, помял верёвку в руках.
— Что ты её как девку щупаешь? — сказала старуха. — Ты в ладошках потри.
Адэр зашёл с другой стороны стола. Повязка на глазах с виду плотная, но бабка точно подглядывает.
— Давай сюда, милок.
Лайс отдал верёвку. Провидица бросила её в корзину:
— Не сдавайся. Сдаться ты всегда успеешь.
— А дальше?
— Что дальше? Я сказала всё, что вижу.
Лайс встал:
— Врешь ты всё, бабушка.
— Что вижу, то и говорю, — огрызнулась старуха.
— А можно я? — несмело спросила Сирма.
Адэр кивнул.
Сирма села на табурет:
— А мне, бабушка, скажете правду?
— А чего ж не сказать. Скажу. — Старуха вновь прошуршала сеном, вытащила из корзины старое зеркальце и положила на стол. — Полюбуйся собой. Руками не трогай.
Сирма посмотрелась в мутную поверхность:
— Бабушка, тут ничего не видно.
— Не видно. А всё потому, что занимаешь чужое место. Нехорошо. Не твоё это место, — произнесла старуха и спрятала зеркальце.
Адэр хмыкнул:
— Так и я могу гадать.
Старуха склонила голову к плечу:
— А ты, милок, хочешь знать правду?
— Разве ж это правда? Зря только людей из селения выгнала, — сказал Адэр. — Собирайся, поедешь с нами. — И направился к двери.
— Её отдам ему, её возьму себе, — прозвучал в спину чистый голос.
Адэр развернулся:
— Что ты сказала?
— Это ты сказал, а я повторила.
— Ещё раз.
— Её отдам ему, её возьму себе. — Старуха вскинула голову, словно хотела из-под повязки посмотреть на Адэра. — Она одна. Как ты её поделишь?
— Кто — она?
— Откуда мне знать? Это ты знаешь… Иди… Ты сказал ей: «Иди!»
— Я не говорил.
— Скажешь.
— Оставьте нас, — проговорил Адэр и, когда люди вышли из лачуги, сел на табурет. — Я скажу: «Иди»?
— Одному отдашь, возьмёшь себе, а этому подаришь.
Адэр потёр лоб:
— Что ещё?
Старуха порылась в корзине, но ничего не достала. Сложила перед собой ладони. Раскрыла их как книгу.
— Пусто… пусто… — говорила она, без конца соединяя и раскрывая руки, будто держала в них фолиант. — Ты знаешь ответы. А почему спрашиваешь?
Адэр почувствовал, как от лица отхлынула кровь.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Всё ты понимаешь. Спрашиваешь, а ответы знаешь. Спрашиваешь, спрашиваешь, а сам всё знаешь. — Старуха прижала ладонь к ладони и застыла.
— Что ты делаешь?
— Жду, когда ты посмотришь ответ.
— Он там есть?
— Есть, — прошептала старуха.
— И ты его увидишь?
— Посмотришь ты, увижу я.
Адэр облокотился на стол, обхватил руками подбородок. Время шло, а старуха не шевелилась.
— Долго ещё?
— Я жду, — произнесла пророчица и, точно зрячая, глянула через плечо. — Уходи. Он сказал мне: «Уходи!»
— Кто сказал?