Я отступила на шаг назад — и чавканье послышалось вновь. Под ногами была вторая плита, уложенная край в край с первой. Несколько часов я ковырялась в траве и листьях, пока не расчистила кусок дорожки. Она начиналась у берега реки и звала за собой в холмы. Я чувствовала себя настоящей первооткрывательницей.
Несколько дней мне удавалось хранить находку в тайне. Мне так хотелось сберечь ее только для себя. Но вскоре за мной проследили Бен и Сэм. Я уже успела расчистить с километр дорожки, и они так всем этим впечатлились, что побежали за Уиллом и Бонни. Тут же у моей тропы собралась вся семья. Они прыгали по плитам, всплескивали руками и восклицали:
— Что это за дорога?
— И откуда она тут взялась?
— Интересно, кто ее построил?
— А куда она ведет?
Только дядя Нэт и тетя Джесси не проронили ни слова. Дядя Нэт ковырял край плиты носком сапога и озирался по сторонам так, словно с Луны свалился. В конце концов он произнес:
— Расшумелись-то как ни с того ни с сего головастики и тыковки.
— Ты что, знаешь, что это такое? — спросил папа.
— Да чертова дорога, — сказал дядя Нэт.
— Что за чертова дорога?
— Чертова дорога и есть. Никуда она не ведет.
— Любая дорога куда-то ведет, — сказал Уилл.
— Никуда она не ведет, — запоздалым эхом откликнулась тетя Джесси.
— Я пройду по ней от начала до конца! — решила Гретхен.
— Я с тобой! — обрадовался Уилл. Но тут на меня что-то нашло.
— Никуда вы не пойдете, — сказала я. — Дальше не расчищено. И вообще, это я расчищала, и дорога моя.
— Вот жаба, — обиделся Уилл. — Дорога-то общая.
Они словно пытались отобрать у меня самое дорогое. Было что-то в этой дороге, сама не знаю что, но такое важное, что я должна была ее отстоять.
— Ее открыла я. И расчистила тоже я.
— Ничего и не открыла. Дорога здесь и до тебя была, ты просто на нее наткнулась. Подумаешь, так каждый может, просто тебе повезло, — возразил Уилл.
— Зато я ее расчистила. Уилл не отступал:
— Но не всю же. Теперь я тоже буду расчищать.
— И я, — сказала Бонни. Здорово они все за меня решили.
— Никуда она не ведет, — повторил дядя Нэт.
Тетя Джесси выглядела какой-то испуганной. Я думала, она боится за нас, мало ли что может случиться с детьми в холмах — но я ошибалась. Дядя Нэт и тетя Джесси прекрасно знали, куда ведет тропа, и не хотели, чтобы эту тайну узнал кто-нибудь еще.
* * *
А вскоре я нашла свою дорогу на карте. Наш класс повели в краеведческий музей графства. Нехорошо так говорить, но это был самый скучный музей в мире. Внутри было темно и пахло плесенью; под стеклом лежали осколки керамики, пожелтевшие книги и портреты местных знаменитостей. Я чуть не умерла от скуки и затхлости, но тут на глаза мне попалась карта. На ней была прочерчена пунктирная линия; я проследила ее взглядом — и уперлась в слова: «Дорога из Байбэнкса в Чоктон».
Дорога из Байбэнкса в Чоктон! Я смотрела и смотрела на карту. На ней был отмечен только кусок пути из Байбэнкса, ведущий от окраин фермы. Самой фермы, правда, на карте не было. И моя тропа упиралась в край карты и обрывалась. Я спросила смотрительницу музея, нет ли у них других карт. И она отвела меня в темный, заросший паутиной подвал, где с потолка свисала одинокая голая лампочка. Там было целое море карт — отдельных листов и атласов, больших и маленьких, пыльных, пожелтевших. Вскоре мы откопали все карты, где была отмечена моя тропа. И составили из трех листов весь путь от начала до конца. Выходило где-то около тридцати километров. Смотрительница сделала для меня ксерокопии этих карт, и я спрятала их в шкафу под коллекцией бутылочных крышек. Кроме меня туда никто никогда не лазил.
Целую неделю я каждый день разглядывала карты, запоминая каждый изгиб и каждую черточку тропы. Я узнала ручей, расчищенный кусочек дороги у самого берега и место, где позже построили ферму. Карты были самыми простыми и неточными, начерченными от руки. Кое-где были даже пересказаны легенды о местных названиях, простых и волшебных одновременно. Я мечтала, как пройду тропой Девы и пересеку Воронью пустошь, расчищу дорогу вдоль Детского Мизинчика и отдохну у гряды Спящего Медведя. Только вот лощина Призраков и гряда Тенистой Смерти нагоняли на меня страх.
Еще дважды я возвращалась в музей и выяснила, что дорогу проложили индейцы. Позже по ней ходили охотники, потом лесорубы. Примерно посередине тропу пересекали заброшенные рельсы, по которым когда-то вниз к лесопилкам двигались вагонетки с бревнами.
Тропа с самого начала была узкой, только-только для всадника. Фургону было уже не проехать. Отрезок пути в низинах был выложен каменными плитами. Смотрительница сказала, что весной дороги часто размывало и заболачивало, так что плиты были весьма кстати. Еще она рассказала, что поселенцы проложили вторую дорогу, достаточно широкую для фургонов, вдоль реки со всеми ее изгибами. Позже та дорога выросла в главное шоссе из Байбэнкса в Чоктон.
А еще я отыскала в музее выцветшие фотографии всадников, скачущих по моей тропе. Эти снимки вставали у меня перед глазами всякий раз, как я принималась расчищать очередной кусочек дороги. Интересно, кем были те люди? Как они жили? И зачем им понадобилось в Байбэнкс или Чоктон?
* * *
В ту субботу, посадив помидоры, я медленно прошла по своей дороге. Уже полтора километра. Далеко внизу виднелась ферма, наш дом, длинная подъездная дорога из гравия; светло-зеленые покатые холмы уходили к реке Огайо, пенно-коричневой после апрельских ливней, размывших берега.
Под кустом у последней расчищенной плиты я подняла совок. Кроме рук у меня были лишь этот совок да еще тяпка, но их мне вполне хватало для нехитрой работы. Разрыхлить землю. Выдернуть траву с корнем. Так я двигалась, плита за плитой, шаг за шагом. После дождя становилось полегче, корни сами выскакивали из размокшей земли, а иногда по неведомой причине трава обходила плиту стороной, мне оставалось лишь смахнуть сор. Но чаще приходилось рыхлить и с силой тянуть упрямые стебли из почвы.
Я отдыхала среди травы, глядя в облака, слушая темный густой лес впереди. Моя дорожка, изгибаясь, устремлялась к тому лесу, и частичка меня рвалась вслед за ней, — узнать, куда она приведет. Но другая, трусоватая частичка медлила и боялась того, что может ждать впереди.
Я расчистила несколько сильно заросших плит и побрела назад, к изгибу тропы, откуда виднелась ферма. У амбара стоял грузовик мистера Буна. Когда жена ушла от него, забрав сына, мистер Бун частенько у нас обедал. Но с тех пор как блудная семья вернулась, он проводил все время с ними. Интересно, зачем он приехал?
Я неторопливо спустилась с холма, проведала помидоры на грядке и пошла к дому.
Может, грузовик и принадлежал мистеру Буну, но приехал на нем не хозяин.
8. Бутылочные крышки
— Угадай, кто к нам приехал! — обрадовалась Бонни.
— Мистер Бун, — сказала я.
— Мимо!
— Миссис Бун.
— Снова мимо!
— Ну и кто же?
— Угадай.
Бонни обожает играть в «угадайку».
На веранде собралась вся семья, даже дядя Нэт. Конечно, с ними был Джейк Бун. Они обступили его, вылупив глаза и разинув рты, и наперебой его расспрашивали, словно к нам зашел не соседский парень, а Элвис Пресли собственной персоной. Мэй сидела рядом с ним на диване-качелях, бросая на него мечтательные взгляды и теребя ленту в волосах. Они не сразу меня заметили.
— Так ты устроился к миссис Флинт? — спрашивал папа.
— Ага, — сказал Джейк.
— Сколько выходит в час? — бесцеремонно спросил дядя Нэт. С той поры как умерла тетя Джесси, на него иногда что-то находит, и он становится раздражительным и грубым, словно мы виноваты в том, что не умерли вместе с ней.