Глубокоуважаемый Владимир Германович!
Я получил от Ц. Г. А. Л. И. письмо — предложение приобрести рукопись моих воспоминаний.
Приношу Вам самую глубокую благодарность за заботы о моих «Тропинках». Разумеется, согласие я даю. Что же касается моих попыток к возвращению в литературу, то я пока что не очень пытался.
И, говоря в плане юмористическом: «Да вознесет Вас Господь Бог в свое время» (надпись на медали в память Русско — Японской войны 1904–1905 гг.). Иначе сказать, — не время и «е. б.ж.» («если буду жив») — успею.
Еще раз благодарю Вас за всё, Вы у меня, не шутя, единственный.[57]
Появившийся в результате этой негоции маленький фонд Мозалевского в РГАЛИ насчитывает всего 23 единицы хранения, наиболее существенная по значению среди которых — печатаемые ниже мемуары. Минимальную известность они приобрели благодаря случайному гостю: в описании «Зеленой лампы» несколько строк посвящены М. А. Булгакову[58]. Мы печатаем их текст полностью, в авторской редакции, по машинописи с правкой: РГАЛИ. Ф. 2151. Оп. 1. Ед. хр. 19. Общеизвестные имена и события не комментируются. Пользуемся случаем поблагодарить за помощь В. Я. Мордерер, В. В. Нехотина, П. Е. Поберезкину, Н. Н. Соболеву и Р.Д. Тименчика.
Тропинки, пути, встречи
Поэты Эмиль Верхарн, Валерий Брюсов, Маяковский, Есенин… и много еще имен, лиц, образов вспоминаю я, какие — то тропинки, по которым начал я свой путь десятки лет (эпох!) назад, привели меня к встречам с ними. Встречи эти оставили во мне неизгладимый след, воспоминания о них дороги, и, может быть, читатель найдет в моих воспоминаниях что — нибудь новое, достойное памяти о людях искусства, «замечательных людях»[59].
Но прежде чем начать об этих встречах с «замечательными людьми», хочется (и, вероятно, надо) сказать о себе, своих сверстниках, сказать, как протаптывались с юных лет мои тропинки.
Мои воспоминания — это жизнь моя и моих сверстников «в искусстве» в начале XX века.
В 1907 году несколько юнцов после окончания гимназии очутились вместе студентами Киевского Университета.
Дружба гимназических лет объединила их. Были все мы, если не «нищие студенты», то студенты достатков скромных, помощь родительская плюс «уроки», т. е. репетирование отстающих гимназистов, реалистов плюс случайные заработки (статисты в театре, контролеры на к[аком-] н[ибудь] налетно — гастрольном спектакле, или концерте и т. п. Одного студента — статиста долгие годы дразнили мы: «задние ноги слона»).
Мечтая стать знаменитыми писателями, поэтами, художниками, мы объединились в какое — то литературное «братство», образовали свой маленький «клан».
Университетские науки нас не заинтересовали.
То было время реакции — 1907, 1908 гг. Мы авторитетно решили, что профессора Университета консервативны, безынтересны, учиться у них нечему.
Кружок наш состоял из юристов, филологов, естественников (был один только естественник среди нас). Слушать лекции почли «дурным тоном», но экзамены кое — как сдавали, знакомясь иногда с профессором только на экзамене.
Объединило юношей одно: все мы были опьянены, отравлены искусством. Еще не познав в те годы Г. Флобера, его романы, его жизнь, мы, подобно ему, ставили выше всего в жизни — литературу.
Мы думали, что писатели, поэты (пророки) помогут нам разрешить множество вопросов, тревоживших, волновавших, порой пугавших нас: смысл жизни, бессмыслица смерти, борьба с несправедливостью, с ужасающей эксплуатацией человека, мерзости социального неравенства, любовь к человеку, к народу и, конечно, любовь к женщине…
58
Это упоминание учтено в прославленной монографии:
59
Вероятно, автор апеллирует к знаменитой серии биографий «Жизнь замечательных людей», выпускавшейся с 1890‑х гг. издательством Ф. Павленкова и возобновленной в 1930‑е гг.