Не дождавшись продолжения, я вопросительно посмотрел на Сергея Викторовича. Тот будто этого и ждал:
— Предупредила, что тамада попросит меня рассказать что-нибудь интересное из нашей с Леночкой жизни. Леночка — это дочь моя. Во-от… Представляешь, какая петрушка?
Я отрицательно мотнул головой. Кушетка заскрипела, как бы подтверждая, что она тоже не совсем в курсе.
— Нечего мне рассказывать! — поведал Дроботецкий. — Три года ей всего было, когда маму нашу… когда ее не стало. А я — плохим отцом оказался: днем работал, и ночью… работал. Только и пользы от меня было, что кормил, одевал, да в садик отводил. Люди добрые мою девочку воспитывали — не я…
За стеной, а, может, в самой стене, что-то шуршало. Мыши? Слишком тихий звук. Может, ветер листву гоняет? Да ну, откуда павший лист весной? Выходит, бумажки шуршат. У нас это запросто: мусорные баки вечно переполнены: играй ветер — не хочу!
— …папа, когда мы в зоопарк поедем, ты уже месяц обещаешь! Тогда я все бросаю и начинаю готовиться к рейду по культурным местам. Открываем с дочкой шкаф, выкладываем одежду и выбираем: сначала — ей платье, потом — мне рубашку…
— Вот про это, Сергей Викторович, и расскажите! — встрепенулся я.
— Да ну! — смутился Дроботецкий. — Как-то оно совсем уж… непритязательно.
— В самый раз! — настаивал я. — Это же момент Вашего единения с дочерью!..
Я осекся и посмотрел на стену: жутко любопытно, чьи это пальцы, просыпав на пол каменистую крошку, только что ее пробили — насквозь. Взметнулось еще одно облачко пыли, послышался негромкий треск и на тебе! — новое настенное украшение: в стороне обозначилась еще одна пятерня.
Дроботецкий вскочил.
Пальцы, торчащие из стены, пошли навстречу друг другу, потом, расширяя проход, замелькали вверх-вниз.
Выхватив из кармана баллончик, Дроботецкий торопливо попятился к двери. Я приподнялся на своем ложе, заворожено глядя на стену.
Мелькающие руки ненадолго замерли; в клубе пыли прыгнули вперед, увлекая за собой стремительное тело. Следом ворвались звуки, присущие ночному городу.
В падении вампир выхватил из руки охотника баллончик, бросил его назад. В молниеносном движении вспоров пиджак Дроботецкого, мелькнул серебряный стилет. Незваный гость кувыркнулся в сторону, разогнулся рядом со мной — и я узнал Дуккона.
— Перемирие! — пророкотал Старейший. — Я пришел говорить!
Сейчас, будут с тобой разговаривать, как же! Слышишь топот в коридоре? Готов спорить, охотники торопятся — и уж, конечно, не для беседы. Однозначно!
Дроботецкий нападать не спешил. Вместо этого извлек из рукава целую головку чеснока. Наверняка, чтобы в рот закинуть, да пожевать, азартно блестя глазами. А что? Вампиры — они, говорят, чеснока боятся!
Дуккон возник возле Сергея Викторовича, ударил по руке. Чеснок величаво полетел в одну стену, охотника — грубо впечатали в другую.
— Я же сказал, — проревел Дуккон, обращаясь не то к обмякшему Дроботецкому, не то к появившимся в дверном проеме охотникам, — я пришел говорить!
Охотники молча нацелили арбалеты. Старейший проворно нагнулся, сгреб Дроботецкого в охапку.
— Подождите! — вмешался я, предотвращая кровавую бойню. — Давайте послушаем, что он скажет!
Чихали они на мои слова! Даже не чихали — вообще внимания не обратили.
— Остановитесь! — воззвал Дуккон, прячась за спиной Сергея Викторовича. — Внемлите наконец голосу разума: разве Старейший придет убивать в обитель охотников? Я пришел с миром!
— Между нами не может быть мира, — холодно отозвался один из смертных. — Ты сделал ошибку.
— Кеша, — взмолился Дуккон, — останови их!
— Подождите! — приказал Сергей Викторович, неожиданно бодро вскинув голову. — Пусть скажет, с чем пришел.
— Говори! — приказал все тот же охотник; тот самый, что недавно отклонил предложение о перемирии.
— Уберите оружие! — потребовал Дуккон.
Никто из охотников не шелохнулся. Я недоуменно склонил голову, озадаченно разглядывая Старейшего: он что, серьезно?
— У меня есть идея получше, — сказал Дроботецкий. — Если ты отпустишь меня, все убедятся в чистоте твоих намерений.
— Боюсь, что когда я узнаю о ваших намерениях, что-либо исправлять будет поздно, — проворчал в ответ вампир.
— Это ты пришел с миром, — продолжал гнуть свою линию заложник. — Значит, ты первым должен уступить.
— …Кеша, проследи, — просящее проговорил Дуккон, убирая руки с туловища Сергея Викторовича. Последний тут же убрался с линии огня.