Зашел в коридорчик бывшей прорабской и совсем неожиданно увидел Еву.
— Добрый день, Леонид Александрович! — тихо проговорила она и порывисто вышла навстречу. — Я в окно увидела вашу машину…
Лицо ее будто и полыхало свежим румянцем, но глаза были запавшие и удивительно грустные, почти испуганные. В них не было слез, но чувствовалось, что девушка еще совсем недавно была в страшном отчаянии и, вероятно, плакала.
— Что с вами? — настороженно и заботливо спросил Высоцкий.
Она вдруг упала ему на грудь и залилась слезами.
— Заболела я, — как-то странно, словно не своим голосом и не своими устами проговорила она.
— Что?! — Леонид положил книжки на подоконник и взял девушку за вздрагивающие плечи.
— Сегодня проверяли на рентгене, — вытирая слезы и прикрывая заплаканное лицо, начала говорить она более отчетливо. — Первый раз за два года.
— Ну и как?
— Вот, — она подала свернутую бумажку. — Направляют в туберкулезный диспансер. Срочно.
— Чего ж так переживать? — начал уговаривать ее Высоцкий, вглядываясь в бумажку. — Могли и ошибиться здешние наши эскулапы, а может, сомневаются и хотят получить квалифицированное заключение.
— Сказали, что серьезное у меня, — повторила девушка. — Но я это только вам, Леонид Александрович. Только вам!.. Что мне теперь делать?
— Поехать надо, — спокойно и убедительно посоветовал Высоцкий. — Завтра поедем вместе — мне тоже надо в Минск. А пока успокойтесь и ничего плохого не думайте.
— Я автобусом поеду, — возразила Ева. — Одна поеду.
— Одну не пущу! — тихо, но настойчиво прошептал Леонид. — Со мной поедете, я не оставлю вас!..
Ева снова заплакала, но в прозрачных, поднятых на него глазах мелькнули искорки радости и надежды.
— Закройте пока библиотеку, — предложил потом Высоцкий, — да отдохните. Давайте подвезу до дома!
— Тут у меня девочки из школы, — уже почти ровным голосом сказала Ева. — Помощницы мои. Разложим с ними, упорядочим новые книжки, тогда пойду.
— Заехать за вами?
— Нет, не надо. Спасибо, что зашли. Взять у вас эти книги? — Она посмотрела на подоконник.
— Возьмите. И завтра с утра выходите за мостик.
У Высоцкого отлегло, когда он увидел, что Ева перебегает мостик стремительно и уверенно, подходит к машине с приветливой улыбкой. В руках у нее снова свежий букетик, собранный, видно, на огороде ее хозяйки. Торчком стоял и выделялся среди других стебельков зеленый, даже беловатый ирис, махровились веточки заушниц, желтело несколько одуванчиков, а посреди всего этого была все та же мята. Всю дорогу девушка держала букетик в руках, жалела, что он начал на глазах вянуть, переживала, не зная, как его спасти.
Однако эти переживания не заслоняли того, что особенно радовало Высоцкого: Ева была весела, перепела дорогой почти все частушки, написанные ею за последнее время, пересказала бесчисленное множество эпиграмм и подписей под карикатурами.
— Ну и память у вас!.. — удивился Леонид Александрович. — Хоть бы мне частицу такой памяти!
— А я и не знаю, какая у меня память, — ответила Ева. — Ничего специально не запоминаю; что само остается в голове, то и помню.
До самого Минска о болезни не говорили, а уже в городе Высоцкий спросил, не слишком ли она волновалась ночью.
— Долго не могла заснуть, — призналась Ева. — Только перед утром поспала. Но я уже давно плохо сплю ночью.
— Хозяйка знает, куда вы поехали?
— Нет. Что вы…
— А Вилен?
— Я никому ничего не говорила.
— Ну и правильно! — одобрил Высоцкий. — Если там проверят сегодня, без задержки, то к вечеру и домой вернемся.
…В рентгенокабинете диспансера сначала не было электротока, потом врача куда-то позвали, потом оказались еще какие-то неполадки, и вышло так, что Еву осмотрели только к концу дня. Самой не сказали ничего, а Высоцкому сообщили, что окончательный диагноз будет поставлен завтра.
— Вы уже не успеете доехать! — беспокоилась девушка, когда они увиделись в приемной. — Стемнеет в дороге.
— А я и не поеду сегодня, — успокоил ее Высоцкий. — Завтра всё скажут, и поедем вместе.
Ева благодарно посмотрела на него и быстро опустила глаза, веки ее задрожали. Она ничего не сказала о себе, лишь озабоченно спросила:
— А как же у вас на работе?
— Я позвоню, — ответил Высоцкий.
7
В диспансере с утра снова не было тока, потом долго шла производственная летучка, и Высоцкий не мог встретиться с главным врачом. Разрешили зайти только около полудня.