Понурин молчал: видно, по своей тугоухости не услышал вопроса. А Кожушко сразу заступился:
— Это он с нами… В город человеку надо… Медикаменты, то, се…
— Скажите ему, когда проспится, — строго произнес Высоцкий, — что я прошу его в понедельник после обеда зайти ко мне. А теперь поезжайте, а то отстанете.
— Не отстанем, — бодро заверил Кожушко и привычным жестом вытер лысую голову. — Мы не привыкли отставать! В понедельник техническое совещание. Да?
Высоцкий кивнул головой.
— Будем ровно в девять!
8
— Ты куда, Аленка?
— К Ольге на Гуляева!
— Эх вы, гуляевцы!..
Он услышал это, идя по новой улице, и не мог не остановиться. Голоса звонкие, детские, но они напомнили те времена, когда веселых голосов тут не было слышно: повсеместно были расставлены фашистские гарнизоны.
И в те времена люди слышали это имя: Гуляев. Слышали и часто повторяли обнадеживающее слово «гуляевцы».
Партизанский командир Гуляев, как и Брановец, сражался с оккупантами в этих местах. Он погиб в бою, и правительство посмертно присвоило ему звание Героя Советского Союза.
Гуляев погиб, но остались гуляевцы. Их приходило все больше и больше. Тут была создана партизанская бригада имени Гуляева, она дралась с фашистами до полной победы…
— А вы брановцы! — ответила Аленка.
Аленка была круглолицая, толстенькая, в коротком платьице и вся до того загорелая, что, казалось, солнце только и светило на нее одну.
Как звали вторую, Высоцкий не знал: тут играло много детей, и все, наверно, с улицы Брановца. Если не оттуда, то с Гуляева или Заслонова. В городе несколько партизанских улиц. Они малолетки, как и Аленка.
Бегайте, играйте, маленькие гуляевцы и брановцы! Вы имеете на это право!
Побежала на Гуляева Аленка, пошел следом за ней и Высоцкий. Аленка, должно быть, и жила на улице Брановца, а Леонид Александрович заходил на участок Виктора.
Уже больше месяца прошло с тех пор, как Высоцкий отвез в Минск Еву. Недавно был там снова, наведывался в больницу.
…Когда уезжал, за ворота вышла старенькая няня в белом халате и черных истоптанных башмаках.
— Мне Евочка рассказывала о вас, — почему-то оглядываясь на ворота, заговорила она. — Вижу, что вы переживаете, волнуетесь очень. Так я хотела вам сказать, чтоб не переживали. Поверьте — я тут пятнадцать годков, и каких только больных не видела!.. Ева поправится: я по характеру ее вижу. А тут главное — характер. Она ж у нас и певица, и танцорка, и газету рисует. А стихи как начнет рассказывать, так вся палата слушает.
— Здоровье как у нее?
— Здоровьем еще слабенькая, — призналась бабка. — Но это ничего.
…Виктор Брановец за это время построил большой дом, на его улице прибавилось много новоселов, а Ева все еще слабенькая. Там, в больнице, выходит газета, там люди слышат веселый девичий голос. Этому можно верить — Ева действительно такая, нигде не унывает, энергичная. А тут, на новостройке, уже давно нет стенной газеты. Давно не слышно Евиного голоса…
Аленка выбежала на улицу Гуляева и влилась в свою компанию. Защебетали, заспорили о чем-то девочки и помчались к молодому парку. Он невдалеке от улицы Гуляева. Тут были уже скамейки, спортивная площадка, несколько аттракционов для детей и даже фонтанчик.
Высоцкий сел на скамейку. Из переулка напротив вышел Понурин — видимо, наведывался в общежитие. После разговора в кабинете Высоцкого врач избегает с ним встреч. Хоть и не подчиненный, а все же стыдится глянуть в глаза человеку, сказавшему чистую правду.
И хорошо, что не остановился, а то неизвестно, о чем бы они теперь могли разговаривать. Больше всего Высоцкому хотелось побыть одному. Вот только дети пусть бегают, играют — они не помешают.
День был жарким вдвойне — от солнца и от работы. И не жаль было, что он проходит, не было такого чувства, что кончается не вовремя. Много сделано за этот день, и уже одолевали мысли об отдыхе: прошлую ночь почти не удалось отдохнуть. Под вечер пришел в кабинет главный инженер завода железобетонных изделий, потом пригласили Кожушко. Начали уточнять конструкцию клееных арок для складов под сильвинит и засиделись почти до рассвета. Когда Леонид приехал домой, мать уже топталась возле хаты, с посошком и лейкой в руках, опрыскивала мяту, которая вытянулась почти до самых окон.
…Напротив скамейки, где сидит Высоцкий, — фонтан. Это самое излюбленное место отдыха здешней детворы. Даже из окрестных деревень порой прибегают сюда малыши, чтоб посмотреть на стремительные, прозрачный струйки и подставить под них руку, а если можно, то и голову.