Через некоторое время они пошли на ферму и выгнали оттуда несколько более упитанных и смирных кабанчиков. Вооружившись хорошими хворостинами, как когда-то в детстве, погнали их к самому ближнему выпасу Манева, первые кусты которого начинались тут же, за выгоном. Давно уже кабанчики не были на выпасе, некоторые чуть не разучились и ходить, но под угрозой хворостины ковыляли как раз в ногу со старыми «пастухами».
— Так, может, и… это самое? — шепотом спросил Богдан, когда они со своим небольшим стадом вошли в первые, еще редкие можжевеловые кустики.
— Попасем? — догадался Левон.
— Ага.
— Может, и придется… Посмотрим…
Однако не пришлось. Как только они дошли до Манева и кабанчики несколько раз щипнули тут росной травы, сразу же, будто из-под земли, вынырнули три фигуры и торопливо стали приближаться к «пастухам».
— Дядька Богдан! — позвал кто-то еще издали.
— Тут он, тут! — отозвался Левон.
— А-а!.. Это вы?!
Люди подошли ближе, и Богдан при слабом свете от краешка луны узнал Квасовых сыновей, Антипа и Аркадя. Третьего не узнал. Третий был в военной форме, с патронташем на широком ремне и с винтовкой на плече. Квасовы же сыновья держали в руках только хлысты, наверно, для того, чтобы гнать дальше кабанчиков. Держал что-то тонкое в руке и военный, но не поднимал его от голенищ сапог, а только изредка похлестывал по голенищу, будто для форсу.
— Так сколько их тут? — спросил Антип, возмужавший, плотный парень, с круглыми, будто даже одутловатыми щеками. Когда говорил, почти всегда улыбался, от этого лицо его казалось еще шире.
— Должно быть, девять, — ответил Левон и посмотрел на Богдана. Тот кивнул головой, но ничего не сказал.
Пока Квасов-старший вел разговор с хозяевами, младший, Аркадь, живо подбежал к стаду, которое наконец ощутило всю радость своей ночной прогулки и жадно щипало мягкую траву. Показывая пальцем то на хвост, то на рыло каждого, он пересчитал живую провизию.
— Девять! — доложил, вернувшись. Говорил брату, а поглядывал на военного, видимо признавая в нем старшего.
— Шагом марш! — засмеявшись, сказал военный и сильно хлопнул тем, что держал в левой руке, по голенищу своего сапога. Прутик это был или шомпол — в темноте старики не разобрали.
Левон и Богдан заметили, что военный засмеялся, отдав такую команду, но Квасовы парни приняли ее всерьез и стали поспешно прощаться. Антип прижал свои, пока еще не очень знакомые с печалью, губы к Богданову уху и шепнул:
— Матери поклон передайте!.. Только чтоб больше никто!.. Понимаете?
Богдан в знак согласия закивал головой…
Домой «пастухи» шли тихо, даже тише, чем когда шли с кабанчиками. Долгое время молчали, видно в душе жалея о своем маленьком стаде, которое сами выгнали с фермы и сами отправили в такую дорогу.
— А этот с ружьем, — наконец промолвил Богдан, — одет хорошо… Не пожарницкое ли это у него?.. Нет?
— Военное, — сказал Левон, немного помолчав и, вероятно, все хорошо обдумав.
— Как же оно… это самое… военное? Откуда?
Левон по-прежнему упорно молчал, потом объяснил, как маленькому:
— Отступали наши, так и остался парень в лесу… Что тут спрашивать?
Ответ получился несколько резковатый. Богдан уловил это, поэтому больше ни о чем не спрашивал и шагал, опустив голову и глядя себе под ноги. Левон тоже ничего не говорил, и постепенно наплывало на них что-то непривычно отчужденное, будто они чего-то не поделили меж собой или обидели один другого.
Левон чувствовал, что начинать новый разговор надо ему, у него мысль назревала такая нужная, может, даже необходимая в этот момент, но он не мог пока что решить, можно ли ее теперь высказать или нельзя. Никаких полномочий на это он не имел и в то же время все больше чувствовал и даже убеждался, что и Богдану так жить дальше очень трудно: только слушай, что говорят, а сам ничего не знай. «Почему это я могу знать больше? Чем я лучше его?»
И решил старик поделиться кое-чем с Богданом, сказать кое-что из того, что знал сам. Кашлянул сначала, потом крякнул, когда запускал руку в глубь кармана штанов, чтоб достать трубку, и уже тогда начал будто про себя:
— Думаешь, если я теперь так часто хожу в лес, так это мне одни муравьи нужны? На черта мне столько муравьев! Есть другие дела, так и хожу… И ко мне теперь заходят, может, больше, чем раньше. Передаю людям что надо, показываю, пересказываю… Там теперь, в лесу, не один этот военный… И не одни Квасовы сыновья. Это нам сюда своих, Квасов, прислали, чтоб видели мы, в чьи руки отдаем колхозную живность. Клим прислал.