Неожиданный поворот в диалоге.
— Нам через месяц два будет. А вам?
— Ой, нам вот на днях исполнилось два как раз.
Что-то объявляют.
— Это наше, похоже. Ладно, мы пойдем! Хорошо вам добраться! Пойдем-пойдем-пойдем.
И женщина с рюкзаками, двумя бутылками воды встаёт, расталкивает мужа, зовёт дочь, пихает её в коляску — и все они куда-то уходят. Она выглядит для меня скалой, заросшей оазисом кустарников и деревьев.
Оставшаяся мамочка разглядывает меня, но потом отворачивается.
Ждём, ждём.
В моменты ожидания есть чувство, что всех нас смолотит время. Становится как-то очевиднее, что ли. Нет различий и нет никаких целей. Мы — толпа людей — сидим в огромной комнате и ждём, пока рассеется туман в городе, к асфальту которого мы не в состоянии прикоснуться без полёта. Мысль завораживает, но само по себе ожидание — скука.
Наверное, так со всем в жизни. Может быть, только для этого нам и дана способность мыслить. Чтобы не было скучно.
Честно говоря, когда проходила на посадку, я уже не верила, что это правда. Думала, сплю. Я всегда себя утешаю: подожду и закончится. И как бы сплю. Только с Егором, кажется, не закончилось. Вот и сплю до сих пор.
В самолёте я впервые попросила вина, пришлось даже лезть за паспортом. Вообще, из-за того, что рейс перенесли, он был как бы утренний, поэтому вино уже не давали — но мне все-таки дали. Не помню, что я такого там наговорила.
— Девушка, голову не кладите на меня!
— Да ну хватит прикалываться.
— Ага. А вот будешь реально лететь, и что тогда?
— Я без тебя не полечу.
— Ага.
— Ага.
Теперь мне кажется, каждый наш разговор был признанием в любви — детским и уродливым.
Приземляться сюда в первом часу дня — уникальное событие. По таким маршрутам обычно не летают. Мне понравилось это ощущение уникальности.
— Ау! Ну дура-то.
Вот тебе и здрасьте. Я как-то сама собой бегу её обнимать.
— Тут дед был, ну ему уже хреново стало. Всё проклятое у тебя какое-то.
— А вы зачем приехали-то?
— Тебя встречать! Ну щас на такси поедем всё равно. Я думала, ты с утра. Уже задолбалась тут сидеть, конечно.
— Я тебя и не просила.
— Я знаю.
Она берёт из моих рук рюкзак, как будто сильнее меня.
— Ну, рассказывай. Какие привезла презенты.
— Украла зажигалку и сигареты из отчего дома. Из твоего.
— Супер.
— Ага.
— Ещё что-нибудь?
— Да ничего. Вообще. А у вас тут что? Украла моих родственников уже?
— Просто они люди широкой души. Я решила, что лучше о них написать, чем о тебе. Ты-то валандаешься хрен знает где.
— Навещала твою маму — это не хрен знает где.
— Ну да, рассказывай. Я-то знаю.
— А ещё что тут было?
— Дед учил меня водить, я поняла, что это моё. Как решу, где останусь, так пойду на права учиться.
— Кайф.
— Говорит, правда, что у тебя лучше получается.
— Я в маму.
— Про маму твою тоже спрашивали. Но я её не знаю, так что ничего не сказала.
— Ясно.
— А ты-то сама её знаешь?
— Нет.
— Ага. Познакомишь?
— Тебя-то зачем? Больно ты важная тут стала. Как дома.
— Так это знаешь, с кем поведёшься. Вот с тобой сложно — ты замороченная вся какая-то. У тебя у самой дома нет, вот с тобой и не получается. А вот я пожила тут, так у деда с бабушкой дом понятно где — и я сама, как дома.
— Ну, философия.
— Да. Егора навестила?
— Ну это уже перебор. Хватит притворяться, что ты теперь тут всё знаешь.
— Я и правда знаю.
— Хватит. Про Егора не говорим.
— Почему?
— Да потому что!
— Нет, ну почему? Может, всё-таки, стоит и о тебе написать — такая ты загадка.
— Хватит у меня всё отбирать.
— Чтобы че-то отбирать, надо, чтобы это кто-то в руках держал. А ты раскидала вокруг и полетела.
— Не умничай.
— Ага.
— Ага! Пошли уже.
Мы обе машем руками, подъезжает такси — садимся и едем. Она назвала адрес.
Я бы могла её высадить, выгнать — прямо из города. Но почему-то кажется, что нельзя. Меня бесит, что моё становится её.
Она немного гладит меня по коленке, как совсем маленькую.
— Ну, ладно уж тебе. Лето кончится. Я уеду.
Видимо, умеет мысли читать. Ладно.
— Ладно.
— А пока — наслаждаемся!
— Так точно.
Немного отпускает. Может быть, дело в том, что я выпила. Слишком её радостно видеть всё-таки.
— Чем жили тут?
— Дачей.
— Короче, стабильно.
— Короче, да.
— Ага.
Оставшуюся дорогу мы молчим. Около шлагбаумов останавливается, вылезать грустно, но приходится — и дальше ползти по траве стопами.