Андромаха отвернулась. Поднявшись, отряхнула с одежды песок и пошла по берегу прочь от костра. Она злилась на саму себя. Когда Геликаон подошел к ней на корабле, тогда, в золотом сиянии рассвета, она хотела сказать ему правду: что любит его так, как никогда не полюбит никого другого и не могла бы полюбить. Вместо этого одной небрежной фразой она заставила его поверить, что именно Гектор – человек, которого она обожает. Теперь она уже не могла взять назад эти слова или объяснить их.
Ониакус и Гершом, идя по песку, приветственно помахали Андромахе, потом присоединились к Геликаону. Дозорные побежали, чтобы занять места на утесах, а Андромаха услышала, как Гершом беспокоится начет сегодняшнего пира.
– Зачем так рисковать? – спросил он. – Ты же знаешь, что там могут быть микенцы.
– Ты считаешь, я должен найти пещеру и спрятаться?
– Я не это имел в виду. Ты сегодня в странном расположении духа, Золотой. Ты тщательно выбрал лучших дозорных. Ты определил оборонительные рубежи и подготовил нас к возможному нападению. А потом так беспечно решаешь отправиться туда, где враги могут нанести тебе удар!
– Засады там не будет, Гершом, – ответил Геликаон. – У них есть боец, который собирается после пира бросить мне вызов.
– Это что, шутка?
– Вовсе нет. Алкей послал слугу, чтобы предупредить меня.
– Ты знаешь этого бойца?
Геликаон покачал головой.
– Его имя Персион. Он родственник человека, которого я убил несколько лет тому назад. Алкей говорит: он выглядит крепким рубакой.
Гершом тихо выругался.
– Чума его забери! Крепким рубакой? Тогда у тебя нет шанса.
Он сердито уставился на Геликаона.
– Ты должен был послушать Ониакуса и отправиться на остров, где есть талантливый пекарь.
Геликаон пожал плечами.
– Там тоже были бы микенцы, друг мой.
– Что ж… Убей его быстро, не рискуй.
Геликаон натянуто улыбнулся.
– Так я и собираюсь поступить.
Они продолжали говорить еще некоторое время, но Андромаха отошла от них. Внутри у нее все сжалось от страха. Геликаон сегодня вечером собирается сражаться в поединке. У нее пересохло во рту. Если он погибнет, часть ее умрет вместе с ним.
«Даже не думай об этом!» – предупредила она себя. Он же Геликаон, Золотой. Он стоял на ступенях с Аргуриосом и сражался с лучшими бойцами, которых только могли послать против него микенцы. И победил всех.
Она услышала шаги Геликаона по скрипучему песку, но не оглянулась, продолжая смотреть на освещенные луной волны.
– Будет лучше, если Кассандра не пойдет с нами на пир, – услышала она голос Геликаона.
– Она сказала мне, что не пойдет, – ответила Андромаха. – Она боится. Она говорит, там будет красный демон. Она не хочет его видеть.
– Красный демон? Клянусь богами, ей с каждым годом становится хуже, – печально ответил Геликаон.
Теперь Андромаха посмотрела на него, в ее зеленых глазах светился гнев.
– Становится хуже? Вы все думаете, что она безумна. Но она не безумна. Она настоящая провидица, Геликаон. И сила ее видений почти сводит ее с ума. Она еще ребенок, но она уже видела день собственной смерти.
– Я в это не верю, – ответил Геликаон. – Я слышал, как провидцы делали свои предсказания. Я слушал оракулов. Порой то, что они предсказывают, и впрямь случается, но, с другой стороны, я часто мог бы предсказать тот же исход, а я не провидец. Боги – если они существуют – капризны и своенравны, но всегда с фантазией. Думаешь, они бы придумали мир, в котором полностью отсутствуют неожиданности, где все для них было бы предопределено?
Андромаха покачала головой.
– Почему мужчин всегда бросает из одной крайности в другую? То, что какое-то событие предопределено, вовсе не значит, что вся жизнь распланирована от одного биения сердца до другого. Я видела истинные пророчества, Геликаон, на острове Тера, на берегу бухты Голубых Сов и в Трое, с Кассандрой.
Геликаон пожал плечами.
– Тогда тебе лучше переодеться для пира, – сказал он, – иначе ты опоздаешь и пропустишь появление красного демона.
– Переодеться? – в замешательстве переспросила она.
– Наряд, который ты носишь, он… удобен, но вряд ли подходит для царского пира.
– Как глупо с моей стороны! – огрызнулась Андромаха. – Я, должно быть, подошла не к тому сундуку. Я открыла свой, тот, в котором лежит одежда для морского путешествия. Я сейчас же вернусь на «Ксантос» и одолжу какие-нибудь царские одежды у команды.
Геликаон покраснел, потом улыбнулся.
– Я идиот, – нежно сказал он. – Пожалуйста, прости меня. У тебя нет с собой и никаких украшений?
Андромаха сердито взглянула на него.
– Нет.
Он шагнул вперед, открыл кожаную сумку, висевшую у него на боку, вынул оттуда тяжелый кулон из золота и янтаря и протянул ей. На кулоне была искусно вырезана Артемида с луком. Янтарь был теплым на ощупь, и Андромаха медленно погладила пальцами безупречную поверхность, ощущая желобки резьбы.
Посмотрев в глаза Геликаону, она спросила:
– Почему ты носишь его с собой?
– Эта вещица попалась мне на глаза на рынке, – ответил он, слишком небрежно пожав плечами. Андромаха знала, что он купил кулон для нее. – Для меня будет честью, если ты наденешь его сегодня вечером.
– Тогда я его надену, – ответила она, подняв кулон к шее.
Встав у нее за спиной, Геликаон застегнул цепочку.
– Твои движения удивительно тверды для человека, которому предстоит сегодня вечером сражаться. Тебя так мало волнует этот бой?
– Да, – ответил Геликаон. – Думаешь, я самонадеян?
– Конечно, ты самонадеян, Геликаон. Ты и должен быть самонадеянным перед этим поединком. Но понимаешь ли ты, что любого можно победить? Нет ни одного непобедимого человека.
Геликаон ухмыльнулся.
– И ты хотела бы, чтобы с этой мыслью я отправился драться? С мыслью о том, что меня могут искалечить или убить?
– Нет! – воскликнула Андромаха. – Вовсе нет! Я просто не хочу, чтобы ты отправился драться, будучи слишком самоуверенным, вот и все.
– Теперь это вряд ли мне грозит. Пошли, нам пора. Это дурной тон – заставлять царей и убийц ждать.
Гершом перетянул поясом свой тяжелый шерстяной плащ, спасаясь от сильного северного ветра, и мельком подумал об отличной еде и теплой постели. Десять ночей, проведенных на зимних берегах, десять ночей прерывистого сна заставили его тосковать о роскошных дворцах Египта, о великолепии белостенного Мемфиса, о грозной величественности Луксора. То были города мягких простынь и еще более мягких женщин. Но, что важнее всего, то были теплые города!
Он вздохнул. Когда он был царевичем Ахмосом, эти города принадлежали ему, но дом изгнанника Гершома находился везде, где тот расстилал свое одеяло.
«Теперь не время размышлять о том, что ты потерял», – сказал он себе.
На этом острове были микенцы, и «Ксантос» нужно было охранять на случай нападения.
Геликаон послал дозорных на южные утесы и на покрытый галькой мыс к востоку отсюда. На западе густой лес рос почти до самого берега, и еще одна группа дозорных залегла у края леса, наблюдая за тропой, ведущей с утеса к царской цитадели.
Моряки, свободные от дозора, устроились рядом с кострами. Все они держали оружие под рукой. Но, несмотря на осознание угрозы, в сгущающейся темноте звучали смех и песни, потому что люди привыкли к войне и ее опасностям.
Гершом посмотрел на усыпанное звездами небо, потом отыскал взглядом Ониакуса.
– Мы поменяем дозорных, когда луна достигнет высшей точки, – сказал он моряку. – Сегодня никто не уснет по-настоящему. Присмотри за тем, чтобы вина было выдано немного.
– Как бы сильно я ни любил «Ксантос», я бы предпочел охранять Геликаона, – ответил Ониакус. – Вдруг нынче вечером случится предательство?
Гершому приходили в голову те же мысли, но он о них промолчал. Вместо этого он проговорил:
– Геликаон знает этого царя и доверяет ему. Думаешь, он бы стал подвергать опасности жену Гектора и дочь Приама?
Лицо Ониакуса потемнело.