— Дрянь дело, — понурился Кулли. — Тут те, кто строить умеют — все как один, люди богатые и уважаемые. На меня, как на ненормального смотрят, едва я только разговор об этом завожу. Жители Страны Возлюбленной уехать отсюда могут только по высочайшему соизволению. А его не получить никак. Но даже если и получат его такие мастера, то ехать им отсюда совершенно незачем. Там, за морем, для них дикие земли, где люди с песьими головами бегают.
— Эй ты! — нетерпеливо ткнул купца в бок Тимофей. — Говори так, чтобы я тоже понимал. Вы чего это там задумали?
— Да так, ничего особенного, — небрежно ответил ему Рапану, перейдя на язык ахейцев. — Кулли, ты помнишь храм Аммона, который стоит на западе города?
— Конечно, — удивленно посмотрел на него купец. — Его сейчас вовсю ремонтируют. Время Низкой Воды наступило, урожай собран, вот черни и согнали целые толпы. Стены города крепят, царский дворец расширяют. Пер-Рамзес на муравейник похож.
— Ну вот, — удовлетворенно посмотрел на него Рапану. — Значит, нужные люди тут точно есть.
— Есть, конечно, — продолжил Кулли. — Я одного головастого паренька присмотрел, который все знает и все умеет, но помощником у господина имери-кау[3] служит и до конца своих дней служить будет. Он из простой семьи, горбом свое место заработал, потому-то ходу ему и не дают. У царских строителей свои сыновья подрастают, сам понимаешь. Они все жрецы бога Тота, а у нашего паренька отец — обычный камнерез. Из лучших, правда, коль несколько раз был допущен царское имя на стене храма начертать. Семья у него живет неплохо, но не роскошествует. Такому, чтобы в люди выбиться, надо попасться на глаза самому господину, который над визирем-чати опахало держит, и его милости добиться. Иначе никак.
— Откуда знаешь? — заинтересовался Рапану.
— Да познакомился с ним, когда кирки и зубила господину имери-кау предлагал, — рассказал Кулли, — а потом вином его пару раз угостил. Он к вину непривычен, они тут пиво пьют, вот его и развезло сильно. Зато теперь я о нем все знаю. Хочет паренек богатой жизни, да только обычаи тут такие, что не видать ему ничего как своих ушей. Им боги велят спину гнуть на царя и жрецов, на храмы жертвовать и праведную жизнь вести. Праведная жизнь для египтянина — это когда ты свое место в жизни знаешь и власть чтишь, а уже потом вся эта муть про честность, справедливость и милосердие. Если ты египтянин, то после смерти попадешь на беседу к богу с птичьей башкой, а уж он решит, куда твою душу отправить. Этот бог сердце усопшего на весах истины взвешивает, и если грехи перевесят, то съедает его какая-то жуткая тварь с мордой крокодила и лапами льва. И тогда душа исчезает навсегда. Вот поэтому египтяне покорные такие. Очень боятся после смерти сгинуть. И этот мастер тоже боится, вот и гнет спину на тех, кто его мизинца не стоит. Тут такое часто происходит.
— Толкового простолюдина в черном теле держать — дело обычное, — понимающе усмехнулся Рапану. — Сами так с отцом сколько раз поступали. Посулим ему хорошую жизнь, он и сбежит с нами. Правда, из Страны Возлюбленной уезжать нельзя. Измена это, за такое беглецу рудники положены. Сделать нужно все тихо, иначе в следующий наш приезд в Пер-Рамзес мы отправимся крокодилов кормить.
— Зачем крокодилов? — занервничал Тимофей, которого даже передернуло от отвращения. — Я не хочу их кормить. Мне не нравятся эти твари. Кормите их сами!
— Он хотел сказать, — пояснил Кулли, — что так здесь казнят простолюдинов. Знать вольна выбирать смерть сама. Ты вельможа, Тимофей?
— Не-ет! — замотал кудрявой башкой афинянин. — Мой отец землю пахал. А что там за сложность с этим парнем? Украсть его, да и делу конец.
— Он сам никуда не поедет, на редкость упрямый малый, — покачал головой Кулли. — А если и украдем его, то он работать не будет. Для него такая участь хуже смерти. Просто ляжет и умрет. Или со скалы бросится. Тогда у него еще есть шанс попасть после смерти на Поля Иалу[4].
— Любой человек продается, — назидательно поднял палец Рапану. — Просто у каждого своя цена. Так мой отец говорил. Каждый человек стремится к несбыточному, к такому, за что готов рискнуть жизнью и даже тем, что случится после нее. Нужно просто понять, чем именно можно его купить. Итак, что может стать такой ценой для твоего мастера, вавилонянин?
— Даже не знаю, — пожал плечами Кулли, а потом растерянно посмотрел на товарища и прошептал. — Да как же… Знаю! Вот я ду-ра-ак!
Глава 4
В свои двадцать пять Анхер добился немыслимого. Он стал ими-ра нехену, «надзирающим за ремесленниками», его сердце пело от радости так долго, что сменилось несколько новых лун. Все эти годы он вставал с рассветом и бежал на стройку, чтобы самым первым приступить к работе. Он верил в свою судьбу.
4
Поля Иалу — древнеегипетский рай. Эта концепция была заимствована греками. Элисион, или Елисейские поля — место для праведников. Самоубийство не поощрялось религией Древнего Египта, но и не запрещалось. Если человек был принужден убить себя из-за невыносимых жизненных обстоятельств, то на суде Осириса это деяние не ставилось ему в вину.