— Не гневайся, ванакс, — мягко остановил его Нестор, такой же седовласый, как и гость. — Это я приказал впустить. Выслушай его. Мы в чужой земле, и тут сильны их боги. Они разгневаются, если ты обидишь их слугу.
— Пусть проваливает, пока я не намял ему бока! — снова заорал Агамемнон.
— Остановись, ванакс! — негромко произнес Ахиллес, сухощавый, перевитый могучими мускулами воин, который сидел до этого в углу шатра, не произнося ни слова. — У нас моровая язва по лагерю пошла. Люди сгорают за пару дней, словно сухая щепка. Отдай ты эту ему девку без всякого выкупа. Мы тебе десяток баб приведем. Пусть в благодарность жрец попросит своего бога, чтобы дал нам удачу в этой войне.
— А что я получу взамен? — взорвался Агамемнон. — Эта баба — моя законная доля в добыче! Платите ее цену, раз я не должен взять выкуп! Сколько ты там давал, старик? Талант серебра? Хорошо, я согласен на талант!
— Мы уже разделили добычу, — свирепо засопел Ахиллес. — Ты предлагаешь у воинов отобрать то, что уже дал им? Воистину, свет еще не видел такой жадности! Возьмем Трою, и заберешь свой талант. Три таланта заберешь, если захочешь. Нам без этого удачи не видать. Воины волнуются, говорят, ты прогневал здешних богов.
— То есть вы все свою награду получили, — побагровел Агамемнон, — а теперь я один ни с чем должен остаться? Ты свою Брисеиду дерешь так, что весь лагерь слышит! Хорошо, благородные, будь по-вашему! Я дочь этому старику отдам, а взамен заберу наложницу вот у него! — и он ткнул пальцем в Ахиллеса.
— Да ты совсем спятил? — Ахиллес пошел пятнами. У него даже слов не нашлось от гнева. — Ты, образина собачья! Ты свою Хрисеиду в бою взял? Или, может быть, это я сделал? Я тебя в бою пока не видел. Песьи твои глаза! Трус с сердцем оленя![15] Я по твоему зову пришел сразу же, потому что клятве верен! Мне троянцы ничего не сделали. Я раньше и знать не знал, где эта Троя находится! Ты и так после любого боя большую часть добычи себе забираешь, а теперь хочешь взять то, что мое по праву? Да я больше вообще воевать не стану!
И Ахиллес бросил на землю жезл, который брал в руки тот, чья была очередь говорить.
— Талфибий! Эврибат! — заорал Агамемнон, а когда воины вошли, откинув полог шатра, ткнул пальцем в сына царя Фтиотиды и приказал. — Идите к стоянке этого хвастуна и приведите сюда его бабу! А если не отдаст, возьмите еще воинов. Хоть пять сотен возьмите, но чтобы Брисеида тотчас была у меня!
— Будь ты проклят! — Ахиллес встал и направился на выход. — Воюй с троянцами сам, пьяница несчастный! Приползешь еще на брюхе, когда Гектор тебе задницу надерет! Я слышал, он славный воин, не чета тебе!
Ахиллес вышел из шатра, а остальные цари и герои лишь стыдливо отвели глаза в сторону. Им нечего противопоставить мощи повелителя Микен, самого богатого и могущественного из них.
Глава 10
В то же самое время. Угарит.
Кулли крутил головой по сторонам и морщился недовольно. Великий город все еще был тенью самого себя. Вливания немалого количества серебра привели лишь к тому, что здесь залатали дыры в стенах, повесили новые ворота, да кое-где разобрали руины сгоревших домов. Царский дворец зиял черными провалами дверей. Его кровля рухнула, похоронив библиотеку, святилище и даже канализацию с водопроводом. Ничего этого больше не было.
Да, в Угарите стало чище и безопасней, но богатства городу это не вернуло. Здесь осталась едва ли десятая часть от того населения, что жила когда-то. Многие из тех, кто не погиб при штурме, разбежались по окрестным деревням, пытаясь найти там кусок лепешки и горсть фиников. Ремесло в Угарите едва теплилось, а торговля умерла вовсе. Нечем здесь торговать, пока дорога на восток небезопасна. Угарит — это перевалочная база между Вавилоном и Великим морем, и он живет только с транзита товаров, которого теперь не стало.
Если караваны на восток не пойдут снова, город погаснет, словно прогоревшая лучина. И тогда пропадут напрасно целые горы серебра и зерна, что послал сюда господин. Нужно пробить дорогу хотя бы до Каркемиша, куда, по слухам, банды разбойников-арамеев еще не добрались. Именно поэтому сюда и пришел Кулли, наняв по дороге сотню мужей с луками и копьями. Они маялись без работы на Крите, ведь разбой в его водах понемногу затихал сам собой. Караваны царя Сифноса вобрали в себя купцов Аххиявы и Островов и стали так сильны, что на них и смотреть было страшно, не то что атаковать. Даже басилеи, думавшие, как бы половчее нарушить соглашение, призадумались. Они вдруг увидели, что почти все молодые и крепкие парни ушли служить на Сифнос и теперь либо сами охраняют караваны от таких, как они, либо записались в войско. Некем им стало воевать, ведь они продали своих воинов за звонкое серебро. Слухи с Золотого острова шли настолько обнадеживающие, что все молодое поколение бредило мечтой уехать туда за сытой и богатой жизнью. Даже самые никчемные и трусливые собирались на зов людей нового ванакса, чтобы заработать на лове рыбы. Те называли это непонятным словом «вахта». Парни отработают на путине, а потом вернутся домой с грузом соленой рыбы. Басилеи почесали затылки в растерянности, но сделать с этим ничего не могли. Они понимали, что их облапошили, только не понимали как. Серебро-то вот оно! Вот такую-то стражу Кулли и набрал, когда пошел в этот поход. Он будет весьма непрост.
15
Данная сцена взята из Песни 1 «Илиады». Эпитеты, которыми потчевали друг друга древнегреческие герои, поссорившиеся из-за женщины, приведены в соответствии с текстом в переводе Вересаева.