Распухшие не то от поцелуев, не то от слез губы сжались в тонкую линию. Горло стянуло тупой болью, которую Марина очень тихо проглотила. Остаток пути она провела считая редких пешеходов, постоянно вздрагивая от звука мужского голоса.
– Александр Альбертович, откройте багажник, пожалуйста, – сказал Марк, выпрыгивая из машины.
Марина же оставалась неподвижной, только на шее пульсировала тоненькая венка. Глубоко вздохнув, она наконец отпустила подол и медленно открыла дверь. Босоножки неприятно сдавливали стопы, ветер хватался за края сарафана, норовя оголить кожу.
– До завтра.
– Спасибо вам за ужин еще раз. Было вкусно!
Оба мужчины посмотрели на Марину, а та шла неестественно прямо, точно оловянный солдатик – опустив руки по швам. Она думала только о том, надо ли прощаться с человеком, который ее изнасиловал.
– Мариша, а попрощаться?
– До свидания, Александр Альбертович, – кое-как выдавила она и, не оглядываясь, скрылась за дверью общежития.
«Вы слушаете радио “Столица” и самого бодрого ведущего – Георгия Нехитрого! В Москве девять утра, пробки захватили дороги, но мы не киснем…»
Шумно выдохнув, он закрыл окно.
– Гога, ты, когда базаришь, ты думаешь, что базаришь вообще?
Затем он оглядел кожаный салон, взял сумку с документами и ноутбуком с пассажирского сиденья, посмотрел в зеркало и наконец заглушил авто. Перед тем как выйти, он улыбнулся: все происходящее вызывало в нем тихий восторг – летний дождь, задний двор университета, наполненный студентами. Они курили и громко смеялись, передавая друг другу сплетни. Он находил что-то волнующее в том, чтобы наблюдать за чужой жизнью издалека, незаметно.
В университет он вошел так же, как и всегда: чуть пружиня при каждом шаге, растягивая губы в вежливой улыбке и немного сведя брови. Он не спешил, по привычке прикасаясь к каждому, кого встречал на пути.
– Александр Альбертович, доброе утро!
– Доброе. – Он поправил очки и спокойно обошел студенток.
Чуть помедлив перед дверью в аудиторию, Александр Альбертович расправил рукава пиджака, проверил наручные часы и прочистил горло.
– Доброе утро. Группа вся?
– Вся, – ответил Марк, усаживаясь рядом с Мариной, которая уже минут двадцать перечитывала одну и ту же строчку в конспекте. Она не поднимала глаз на педагога, прячась за осторожной и скованной улыбкой.
– Я позволил себе шалость: билетов не будет, как и экзамена. Надеюсь, вы не против? – Он провел рукой по аккуратной щетине.
Раздалась череда облегченных вздохов. Александр Альбертович сел за стол – в метре от Марины и Марка – и выставил ладонь вперед, призывая к тишине:
– Потратим это время на консультацию по преддипломной практике.
– А оценки?
– Оценки… Вы сдавали сюжет, в целом, можно оценку за него выставить как за экзамен. Подходит?
Гул начал набирать обороты. Со всех сторон слышались поддерживающие реплики: кто-то аплодировал, кто-то интересовался возможностью переснять сюжет, а кто-то, как Марина, сидел тихо, даже понуро. Хотя причины для тишины у них едва ли были общими.
Марина думала, может ли он не помнить вчерашний вечер? Или… он неправильно понял ее?
Ей казалось странным все: и солнечный свет, и веселость одногруппников, и голос Александра Альбертовича, и суетящийся Марк, и даже собственное тело. Все это теперь было неуютным, неизвестным и далеким. Она почему-то вспомнила, как в детстве пряталась под столом, когда ее ругали, и уже оттуда продолжала разговор со взрослыми.
Ей нестерпимо захотелось залезть под парту и спросить: «Зачем ты это сделал?»
Когда группа погрузилась в бесконечный поток вопросов о преддипломной практике, Марина впервые заметила, что часы в аудитории не тикают, а жужжат. Секундная стрелка лениво поднималась и чуть быстрее опускалась, а вот минутная точно замерла. Марине хотелось сдвинуть стрелки, как-то помочь времени вернуть прежний темп. Еще, конечно же, ей хотелось уйти. Но этого она не могла себе позволить, поэтому молча смотрела на время, продолжая качать ногой.
Раскрытая тетрадь скользнула по столу, привлекая внимание Марины. Заостренные буквы аккуратно лежали на голубой строчке: «Ты ок?»
Про себя Марина ответила «нет», но написала совсем другое: «Да. Приболела» – и вернула тетрадь.