Выбрать главу

А что чужое? поинтересовался я. Мухаммад? Что еврей, что араб какая тебе разница?

Христос... К нему хотя бы привыкли. Да и заповеди его наши заповеди.

Я покачал головой:

Все заповеди, которые Христос повторял, взяты из иудейского Ветхого Завета. А его единственная заповедь, у него на нее копирайт, это "Если тебя ударят по правой щеке, подставь левую"... нет, есть еще одна, такая же нереальная: "Возлюби врага своего". Скажи, хоть кто-то руководствуется этой заповедью в реальной жизни?.. Не юродивый, не пациент дома сумасшедших, а нормальный человек?.. То-то. Этот Христос сам бы помер от сердца, узри все то, что делалось его именем: крестовые походы, обращение в христианство огнем и мечом, сожжение ведьм, брунов и янгусов, давление на коперников и галилеев...

А Магомет?

Мухаммад сам придумал Коран, сам и воплотил его в жизнь. Сейчас треть населения земного шара живет по законам, которые создал Мухаммад. А эти законы, если честно, совпадают с нашими человеческими устремлениями. В этом и есть сила ислама: у него слово с делом не расходятся! Это не "Возлюби врага своего"... Понимаешь, Володя, в нашей России сейчас столько навоза, что мы ходим в нем по колено. Накопилось даже не со времен Советской власти, а с куда более дальних... Вот мы сейчас и решились разгребать. Никто не решался, а мы решились. Это дерьмо ложь. Судьи выносят приговоры по статьям, в которые не верят, родители и учителя учат детей истинам, которым сами не следуют... а дети, что, слепые? Сила ислама в том, что ему в самом деле можно следовать!

Пока говорил про судей и учителей, он кивал, но едва упомянул про ислам, челюсти стиснул, под кожей вздулись кастеты желваков.

Все равно... поворот слишком крут! Как бы во что не врезаться.

А у нас когда иначе? спросил я горько. Либо спим, либо догоняем, нарушая все правила...

Глава 4

Восемь крупных мужчин в добротно скроенных костюмах сидели за огромным подковообразным столом. Глаза нацелены в экраны сверхплоских ноутбуков, в огромном кабинете напряженная тишина. Секретные службы многих стран отдали бы горы золота, только бы добраться до содержимого этих хардов. Даже консервативный Коломиец, министр культуры, преодолел страх перед техникой, с удивленно-радостным лицом тыкает в клавиши, всякий раз приятно изумляясь, что ничего не взрывается. Зато телеэкраны на стенах темные, только на одном мелькает что-то пестрое, мне отсюда не видно, да и звук приглушен до невозможности.

А, Виктор Александрович, произнес Коломиец задушевно, здравствуйте! Черт, дернуло же меня на министра согласиться! Надо бы в футурологи... Спал бы до обеда.

Я взглянул на огромные настенные часы. Не знаю, что за аппаратура там еще, помимо самого механизма часов, но часы работают исправно, все еще утро. Правда, для кого-то десять часов разгар рабочего дня. К примеру, для нашего президента Кречета.

У меня нет за столом постоянного места, я и есть министр без портфеля, а также без постоянного кресла или хотя бы стульчика. Или даже не министр, а черт-те что. То ли консультант, то ли советник, всегда называют по-разному.

А где наш железный диктатор?

Платон Тарасович, сказал подчеркнуто уважительно Коган, министр финансов, изволят быть на встрече с делегацией ООН. Точнее, они изволят принимать этот непонятный ООН.

Значит, сказал Сказбуш, скоро будет.

Пошто так?

Ну, была бы ООН не филиалом ЦРУ, задержался бы дольше... А то они сейчас приехали на похороны академика Михлакина, видите ли! Памятник ему требуют. Как академика его мало кто знал, зато смрада правозащитника было на всю Россию...

Подошел Яузов, прислушался, пробурчал с небрежной напористостью унтера Пришибеева:

Да плюньте на его труды. Ничего умного не написал. А что сам был хорошим человеком, так разве это такая уж заслуга? В России пока что хороших людей хватает. Вот на меня посмотрите!

Он захохотал, довольный, краснорожий, настоящий министр обороны, словно сошел с антимилитаристского плаката.

Коломиец поморщился, сказал укоризненно, с оскорбленным достоинством:

Павел Викторович, вы нарушаете исконную русскую традицию. О мертвых либо хорошо, либо ничего...

Яузов умолк, только беспомощно развел руками. Даже военному министру не нашлось что возразить, а я проводил взглядом, как они холодновато разошлись в стороны и сели на дальние друг от друга края стола. Хороши у нас министры, нечего сказать. Впрочем, откуда других взять? Разве что где-нибудь на Марсе... А на земле все твердят это de mortues aut bene, aut nihil, в то же время перемывают косточки хоть Сталину, хоть Гитлеру, хоть Гришке Распутину.

Но в самом деле, разве не бред если придуманное в рабовладельческом Риме, придуманное для собственных нужд, входит совсем в другие миры и начинает навязывать свои догмы? Придуманное в мире, где дрались насмерть гладиаторы, где процветала храмовая проституция, где животных и женщин использовали для половых нужд наравне, открыто, прямо на площади, где даже их верховные боги постоянно совокуплялись с животными... и вот это пришло через века в наш мир. Почему?

Да потому лишь, что это крайне выгодно власти. Любой власти выгодно. Захватит какой-нибудь энергичный мерзавец трон, режет и душит всех, грабит, насилует, плюет соседу в суп, но вот подходит старость, у мерзавца с ужасом появляется мысль, что склеп разграбят, кости выкинут из могилы, а потомство выгонят из построенных на награбленное дворцов!

И тогда вспоминается это спасительное: дэ мортуэс аут бене, аут нихиль. Мерзавец у власти вдруг понимает в озарении, что в древности это придумал не замшелый мудрец, а такой же авантюрист... если честно такой же энергичный мерзавец, который не только при жизни давил сопротивление, но и придумал, как подавить и после смерти!

Я стиснул челюсти, напрягся, стараясь не упустить кончик мысли, что повела, потащила дальше. Итак, та же умная сволочь... или другая, неважно, но тоже умная и тоже сволочь... придумала, как обезопасить не только свое имя, но даже награбленные сокровища после своей смерти! Придумала с виду такой вот гуманненький постулат: дети за отца не отвечают. Или за мать, неважно. Пусть живут в построенных на крови подданных дворцах, ходят по награбленным сокровищам, посматривают на сундуки с золотыми монетами в углах, перебирают карточки со счетами в швейцарских банках, свободно ездят на свои виллы и дворцы в Майами, откуда посмеиваются над рабами... все еще рабами крылатых фраз, навязанной рабам морали.