Выбрать главу

Рядом верная её спутница тётя Эмма:

— Ну что ты?

— Ничего, — простонала Мария.

Тётя Эмма пошла получать свою и её порции. Они обе не выполняют норму, поэтому тётя Эмма идёт к столу, где дают обед по норме номер один. Это называется «питаться из первого котла». Второй котёл — для тех, кто выполняет норму. Им положено в полтора раза больше картошки и овощей, мяса или рыбы — девяносто граммов, против их шестидесяти, а крупы или макарон — аж в два с половиной раза больше: её с тётей Эммой норма — сорок граммов, а их — сто. Есть ещё третий котёл — он для стахановцев — тех, кто перевыполняют норму больше, чем на пятьдесят процентов. Но у них в бригаде таких нет. Выбрать за смену больше шести кубометров мёрзлой каменистой земли — вообще нереально.

На обед, тот же суп, что был утром, побольше только — очень негустой — с картошинками и капустными листиками. В миске и положенные ей шестьдесят граммов мяса — косточка с жилками и связками. Дома такие косточки собакам выкидывали. Зато сегодня ещё кусочек хлеба дали! И чай, кажется, сладкий. Впрочем, не разобрать.

Ест Мария и в то же время внимательно осматривает проходящие мимо ноги. Валенки в галошах, подшитые валенки, растоптанные вдрызг, и вдруг изящные чёсанки, как у неё. Вздрогнула, не обрадовалась — испугалась, что делать? Страшно боится она ругаться, даже за своё. Быстро успокоилась — это Ольга Цицер. У неё такие же валенки, как были у неё до сегодняшнего утра, только размером побольше.

— Ненавижу эту Ольгу Ивановну! Посмотрела, как она пишет — ошибка на ошибке: «Прашли за день 1050 метаров». Дура неграмотная, ничтожество, а власть над нами имеет такую, будто мы её рабы. Всех нас уничтожит, и ничего ей за это не будет.

— Её тоже проверяют, — сказала Мария, скорее по привычке войти в положение другого человека.

— Она до войны была у нас уполномоченной по коллективизации. Вызвала отца: «Ты, — говорит, — хитрый враг Советской власти, я тебя насквозь вижу. Но я выведу тебя на чистую воду. Если завтра не вступишь в колхоз, «werde ich dir Max und Moriz zeigen!».[31] Немало она наших тогда в Сибирь отправила. И здесь она такая же.

— Ja, — der Wolf verliert das alte Haar, aber nicht die alte Nupe[32] — замечает задумчиво тётя Эмма.

— У меня отец тоже сначала не хотел идти в колхоз, а перед войной уже не жалел, — говорит Мария. — У нас хороший колхоз был, богатый.

Как не хочется снова выходить на холод. Конечно, после такого обеда никакой сытости нету — будто и не ела — сесть бы в уголке и подремать, а уже опять кричат:

— Первая бригада, выходи! Вторая бригада, выходи!

На улице метель, но тепло. Не известно, что лучше — мороз или снег. Снег набивается в дырку сквозь валенок, тает там. Нога промокла. Пришли к трассе, она сразу кинулась к костру — греть. Потом копать. Опять машинально: поднять кирку, опустить, поднять, опустить… Взять лопату: шир — наполнила; шах — выкинула из ямы наверх. И так до вечера. Стемнело незаметно, Метра на полтора она свою яму выкопала. Земля уже не мёрзлая — копать стало легче.

— Ну что, Мария? Как дела? — это бригадир Фрида. — Давай помогу план выполнить.

— А Вы выполнили?

— Да-а! Я перевыполнила уже! — Фрида хватает кирку. Руки у неё длинные, сильные: один удар киркой — выворотила огромный камень, второй удар — Мария две лопаты земли выбрасывает. Так ловко получается у Фриды. Вслед за бригадиром ещё и Эмилия Бахман с Ольгой Цицер пришли на помощь.

— Так, Мария! — радостно говорит Фрида, — есть сегодня план! Вторая бригада! Конец рабочего дня! Становись в строй! На ужин шагом марш!

— Wieder mal ein Tag vorbei![33] — говорит тётя Эмма, — как нога, не замёрзла?

— Замёрзла, но не отмёрзла. Чувствую ещё.

Уже совершенная ночь. Метель. На небе ни звёздочки. Даже Жигулёвских гор не видно. Если бы не огни Отважного была бы полная тьма.

Она с тётей Эммой плетётся в самом конце строя. Ранее прошедшие бригады уже протоптали дорогу в снегу. Но снег всё равно рыхлый — набивается в рваный пим.

Но вот и столовая. Дошла!

Мария, как и в обед бросается на скамью, срывает валенок. Всё мокрое: подложенный платок, носки, сама нога. Тискает ступню, стараясь вобрать из неё в ладони как можно больше холода.