— Что вы, товарищи трудармейцы, я офицер — не размокну, на фронте и не такое было.
— Вы были на фронте? — спросила Эмилия.
— Да. Жаль, недолго пришлось повоевать. Под Москвой руку покалечило — списали вчистую.
Марии вдруг стало легко и хорошо. Почувствовала, что начальник у них хороший, человечный.
Поднялись на пароход. Волга кипела от дождевых струй. Володя пошёл к капитану:
— Узнаю, куда нас.
В это время матросы приняли швартовы и «Валериан Куйбышев» отошёл от пристани, взбивая воду лопастями колёс — пароход был древний, может даже дореволюционный. Пришёл Володя с человеком в плаще и флотской фуражке:
— Да куда ж мне вас: свободных помещений нет. Всё забито народом.
— Мы же не можем под дождём до самого Пошехоно-Володарска плыть, — сказал Володя.
— Да я понимаю. Постойте здесь. Сейчас что-нибудь придумаем.
Прошло ещё четверть часа. Трудармейки мокли на верхней палубе. Пароход вышел на самую середину Волги. С левой стороны поплыли Жигулёвские горы — прекрасные, несмотря на дождь и мрачный день. Одни от подножья до вершин были покрыты тёмными лесами, склоны других желтели обвалами, белели известняковыми выработками. Эмилия смотрела на эту панораму и счастливо улыбалась.
Наконец, появились Володя с флотским:
— Пойдёмте, товарищи трудармейцы.
Пошли, а Милька будто не слышала!
— Рапунцель! Заснула что ли! — крикнула Ольга.
— Это что за Рапунцель? — усмехнулся Володя.
— Так, кличка её, — коротко ответила Ольга.
Спустились вниз по лестнице. А на поручнях готическим шрифтом выгравировано Schiffsbesitzer Braun[49]. Флотский открыл дверь и впустил их в совершенно пустое помещение. На медной дверной ручке Мария заметила всё ту же гравировку. Интересно, кто был этот судовладелец Браун?
Сели прямо на пол — больше не на что было. Через несколько часов Марию укачало. Пришлось выбраться наверх к борту. Матросы, проходившие мимо, улыбались: кто сочувственно, кто насмешливо. Один сказал:
— Смотри, девка, за борт не упади!
Дождь продолжался.
Потом Ирма привела Эллочку, которую тоже тошнило от качки. Потом пришла Эмилия:
— Тётя Эмма послала посмотреть, не свалилась ли ты в Волгу, — и сказала вдруг, глядя вдаль:
— А гор-то уже не видать. Ну что же! Прощайте, Жигули! Что-то ждёт нас в Камчатке?
— Если б знать, если б знать…, — ответила Ирма.
Живы, и жить будете!
Долго ли коротко плыли они вверх по Волге, Мария не помнит. Но однажды утром они увидели вокруг себя сплошное море с островами, покрытыми лесом, и поняли, что плывут по Рыбинскому водохранилищу. К полудню пристали к пристани.
— Товарищи трудармейцы! — сказал Володя, — Пошехоно-Володарск. Сходим.
Мария, измученная морской болезнью, с бледно-зелёным лицом, высыпалась на пристань. За всю дорогу не съела ни крошки. Кружилась голова, ничего не хотелось — только спать. Другие трудармейцы, даже тётя Эмма, чувствовали себя гораздо лучше.
— Далеко ли до Камчатки, — поинтересовалась Ольга Цицер.
— Недалече, километров семнадцать, — ответил Володя, — к вечеру дойдём.
— Ой, я не дойду, — сказала тётя Эмма.
— Я тоже, — прошелестела Мария.
— Все дойдут, — успокоил Володя, — кто не сегодня, завтра дойдёт. Спешить некуда. Лето, и волки пока не бродят, бояться нечего.
— Так у вас и волки водятся?
— А как же! Волков у нас много. Кругом ведь непроходимый лес, есть где спрятаться.
— И на людей нападают?
— Бывает. Но если, как мы сейчас, группой идти, то боятся. Главное, одинокому человеку со стаей не встретиться.
— А медведи есть? — спросила Эмилия, лучисто улыбаясь и накручивая на палец змейку золотых волос.
— Медведи в наших краях редкость. Но заходил года три назад один. Представляете, утром хозяйка выходит во двор, а посереди двора медведь сидит.
— Ух ты! Я бы от страха…
— Так и она ужас как испугалась. Он не просто так сидел, а корову её жрал.
— А потом что?
— Муж ещё дома был, не успел призваться. Выскочил с ружьём и застрелил… Да вы не бойтесь. Медведь — это исключение. Я так думаю, что война его выгнала из каких-нибудь далёких лесов.