Первое.
— Береги-и-ись! — второе.
И вот уже трещат на костре обрубленные ветки, вьётся неяркий в солнечном свете огонь, освобождая синий и серый дым. Вот и кончилась сто— или двухсотлетняя жизнь сосны или ели.
Картошечку бы в этот костерок, да с солью её, обжигая пальцы!
Потом мерной линейкой размечают ствол по длине шпалы и распиливают. Верхний тонкий конец ствола пойдёт на дрова.
Володя уходит — у него сегодня дела в Камчатке.
Всё выше солнце, всё жарче. Но это не душная жара лета, а приятное тепло начавшейся осени. Бабье лето. Может последнее тепло. Мария пилит с Ольгой Цицер. Ольга сильней Марии, но, когда пилишь дерево, сила не так важна, как выносливость. Очередное дерево наклонилось, затрещало, сначала медленно, потом всё быстрее пошло к земле. Ударилось, сотрясая землю. Вот сейчас можно отдохнуть, пока сучкоруб обрубает ветки. У них с Ольгой в сучкорубах Эрна. А костровая — Алиса Франк. Она такая же маленькая, как Мария, только чуть полнее, и волосы у неё русые, а глаза светло-серые, большие.
Ольга садится в траву, прислонившись спиной к сосне, тянется за своей сумкой, в которой вода и хлеб. И вдруг решительно вытряхивает и хлеб, и бутылку с водой на траву, встаёт и властным жестом зовёт Марию за собой. Мария, недоумевая, идёт следом. Вскоре за участком, который они пилят, начинается спуск в небольшую ложбину, заросшую кустами смородины, малины, шиповника, а также молодой порослью разных лиственных деревьев, продираются сквозь эти заросли, перелезают через упавший полусгнивший ствол с чёрными, словно обгорелыми сучьями, и выбираются на противоположный скат ложбины. Там оказывается светлый берёзовый лес, за которым внезапно открывается довольно большое, почти круглой формы поле. И Мария сразу понимает, что поле засажено картошкой. Одни кусты ещё зелёные, другие начинают увядать.
Ольга бросает сумку на краю поля и, присев на корточки, тонкими и длинными пальцами начинает выкапывать картофелины и бросать их в сумку. Мария смотрит на неё как заворожённая.
— Что стоишь, — говорит Ольга, — помогай!
— Ты что Ольга! Я не могу. Нет, нет, я не буду! Это же воровство!
— Ишь, ты, «воровство», «не буду»! А жрать будешь? Или донесёшь на меня? Ну беги, доноси!
— Что ты такое говоришь, Ольга!
— Тогда давай рой и не зли меня! Ну!
Мария никогда не видела Ольгу такой. Она и правда готова была избить её.
— Ладно, давай только немножко возьмём, — согласилась Мария.
Опасливо оглядываясь, она запустила пальцы в землю, подкопалась под куст, выдернула его, стряхнула с корней клубни, разрыла образовавшуюся ямку, вынула оставшуюся картошку. Потом другой куст и третий.
— Ольга, ну всё, хватит, пойдём скорей.
Но Ольга продолжает своё дело, будто не слышала её.
Мария выкопала ещё куст.
— Оля!
— Не скули! — откликнулась Ольга.
Через четверть часа Ольгина сумка была полна, и они двинулись в обратный путь. Когда вышли из леса, Ольга протянула сумку Марии:
— Неси тёте Эмме.
— Я не пойду, — сказала отчуждённо Мария.
— Ну чёрт с тобой, я пойду!
— Алька, пили с Марией вместо меня!
— А ты куда?
— Ж… резать провода.
— Ольга, тебе это не идёт, — удивилась Алиса.
— Что это с ней? — спросила она, когда Ольга удалилась.
— Ничего, — буркнула Мария.
— А в сумке что?
— Не знаю, — так же уклончиво ответила Мария.
Вскоре вернулась Ольга, взялась за пилу: «Жиг-жиг, жиг-жиг. Трр-р-р!
— Береги-и-ись! — кричит Ольга высоким голосом.
«Аахх!» — рухнуло дерево.
— Береги-и-ись! — слева голос Эмилии.
«Аахх!» — и затюкали топоры.
А пильщики к следующим деревьям идут, чей срок пришёл сегодня умереть.
Но вот и час обеда пришёл. Трудармейки прячут топоры и пилы в траве, наваливают сверху веток — не тащить же за собой в село. А день-то какой хороший! Небо не голубое и не синее, а сияюще-синее. От горизонта до горизонта.
— Легла я сегодня в траву под сосной, — сказала Эмилия, — смотрю сквозь крону на небо. Как хорошо! Так бы целый день лежала! Вернусь из трудармии, выйду замуж, заведу сад с высокими деревьями, и все выходные буду лежать под ними и смотреть сквозь ветви на небо.