А после нового года умерла тётя Нюра. Трудармейки чувствовали себя немного родственниками с Коршиковыми, поэтому помогали, как могли, проводить её в последний путь. Мороз был жуткий, впрочем, может это так казалось от недоедания и тяжёлой работы.
В лес в тот день не пошли, копали могилу. Земля нехотя крошилась под ударами ломов. Еле закончили к середине дня. Лидия Андреевна и Гермина Шмидт помогали Эрне готовить поминальный ужин.
Гроб на кладбище везли на санях. Валентин Иванович сидел, положив на него руку, словно обнимал его. Рядом примостилась Эрна. Мишка Бухаров вёл лошадь под уздцы. За санями следовала толпа камчатцев. Тётю Нюру все знали и любили. А Валентина Ивановича, хотя он ещё до войны уехал из Камчатки, уважали заочно, как учителя и сына тёти Нюры.
На кладбище все замёрзли. Но выступили и директор школы, и председатель сельсовета. Сказали много добрых слов о покойнице, и обещали Валентину Ивановичу помощь и поддержку.
Поминать заходили по очереди — тремя партиями. Валенки скрипели на половицах намёрзшим снегом.
Мария, Ольга, Эмилия, сёстры Шульдайс, Аля Франк зашли первыми — они копали могилу. С ними оказались Аня Черкасова с мужем, Нинка Юрина тоже с мужем и Мишка Бухаров. Угощали Эрна и Лидия Андреевна. Налили по полстакана водки.
— Земля ей пухом, хороший человек была тётя Нюра, — сказал Андрей — Анин муж.
Мария не хотела пить, но отказаться было неудобно: она выпила всё, что налили. Вскоре в голове зашумело, ногам стало приятно тепло. Закусывали тем, что принесли камчатцы, да купили на собранные деньги учителя.
Подошла Аня:
— Мария, познакомься, это мой Андрей.
— Анечка, я так рада за тебя.
— А о твоём брате что-нибудь слышно?
— Пока нет.
— Вот и правильно: именно «пока». Он придёт! Когда придёт, меня вспомни.
— Михаил Иванович, а ты что не пьёшь?
— Ань, я ещё несовершеннолетний. Мамка заругается.
— Сегодня можно, Михаил Иванович. Намёрзся, небось?
— Ага. Целый день на морозе.
— Ну и выпей, согрейся.
— Хорошо, Аня.
— На вот, закуси хлебом с огурчиком. Ах ты мой хороший! Какой ты у нас прилепый!
— Аань, ты это сейчас сказала от глубокого созерцания, или от абстрактного мышления?
— От глубокого созерцания, Михаил Иванович, от глубокого созерцания
Ни Аня, ни Мария не могли даже подумать, что Мишку они видят в последний раз, что он доживает последние часы.
На следующий день, как обычно, к вечеру пришёл Володя штабелевать лес и проводить их домой:
— Вы слышали, Мишка Бухаров погиб.
— Как?! — закричала Мария, не в силах сдержать вырвавшийся из самого сердца ужас.
— Сегодня утром его волки догнали между Камчаткой и Обновленским. Вёз молоко с фермы на приёмный пункт. Вместе с лошадью разорвали. Только обглоданные кости остались, да кровавые лохмотья.
Эх, Мишка, Мишка! Так ты и не стал Михаилом Ивановичем! Милый, добрый мальчишка. Какой ужас он должен был испытать в свои последние мгновенья!
— Маашаа! — встретила её у ворот дома Аня. — Мишка-то нааш!
Они обнялись, и по бабьи оплакали бедного Мишку.
Берегись!
Морозное зимнее утро. Темно-темно. Луны нет, а до рассвета больше часа. Трудармейцы идут на работу. Снег скрипит под валенками. А что рядом с протоптанной ими дорогой — не видать. Да и не хочется видеть. Страшная там картина — весь снежный холст разрисован волчьими лапами. Кажется, и звёзд на небе сегодня меньше обычного.
— Слышите? — тревожно спрашивает Эллочка.
Останавливаются как по команде и прислушиваются.
— Нет, тебе показалось, — тихо говорит Ирма.
— Нет-нет, вот сейчас… Слышите?
— У-у-у-ю-у-у! — «то ли снится, то ли мнится»: похоже где-то далеко-далеко воет волк.
— Волки! — при этом слове волосы шевелятся на голове.
— Товарищи трудармейцы! — говорит Володя. — Нас много. Волки на большие группы людей не нападают. Только на одиночек, и то не всегда. Я раз мальчишкой ходил в Ермаково. Тоже зима была и нечего было кушать. Нас у матери трое, да больной отец. Мне тринадцать, и я в семье за старшего. Приходилось побираться. Иду: смотрю, волк сидит на дороге. А я один. Струсил! Ещё сильнее, чем вы сейчас. Что делать? Назад бежать бесполезно — он, серый гад, лошадей догоняет, не то что людей. Плюнул: будь что будет! Пошёл прямо на него. Он сидит и не уходит. Делаю вид, что не вижу его. Прошёл прямо у него перед носом, он и не шевельнулся. Всякое бывает. Главное, не показывать, что боишься.