— А-а-а-а! — раздаётся отчаянный крик Ирмы. — А-а-а-а! Элла-а-а!
Все разом бросают работу и в бессильном ужасе смотрят на то, что сейчас неизбежно случится. И на всём белом свете одна только Эллочка не чувствует этого ужаса. Нагнулась подбирая ветки вокруг костра, обернувшись спиной к лесу. Распрямляется, удивлённо оборачивается на крики. И в тот же миг дерево обрушивается ей на голову и накрывает тёмной хвоей…
Да нет же! Не может быть… Ну неправда же э-э-то-о!
Бросились к упавшему дереву. Ещё есть надежда. Может случилось чудо — ну бывает же! Раздвинутся ветки, зашевелится под ними Эллочка, встанет, испуганная, но живая. Подбежали. Схватили сосну за ветки, как за волосы. Ужас придал силы: приподняли, оттащили, и сразу увидели, что чуда не случилось.
Лицо Эллочки залито тёмной кровью. И шаль мокрая от крови. А из-под неё такое, что не в силах воспринять человеческий разум, вынести женская психика. Началось такое, что невозможно описать: рёв, вой, стон, визг, крики, рыдания.
Ирма упала рядом с сестрой на колени:
— Элла! Эллочка, Элла, Элла, — всё тише, тише.
И неестественно, невыносимо расширялись и вылезали из орбит глаза Ирмы по мере того, как она осознавала необратимость только что происшедшего.
— Эллаааа, — закричала она вдруг дико, страшно, переходя на визг, трясясь всем телом, выкатив на мёртвую сестру глаза полные неземного ужаса. Она вскочила и зачем-то стала срывать с себя одежду: сняла и бросила на снег шаль, пальто…, — Господиии. Да как же ты допустил такое! Да как же я такое допустииилааа!
Первой опомнилась Ольга:
— Мария, Аля, Эмилия, держите её…
— Пустите меня, пустите! Я хочу умереть! Дайте мне умереть… Не могу я, не могу с этим жить! Убейте меня кто-нибудь! Дайте мне себя убить…
Ольга обняла её, стиснула в объятиях:
— Ирма, Ирма! У тебя мама дома. Надо жить, надо всё это пережить, ты должная жить ради своей мамы. А потом у тебя будут свои дети. Надо жить. Надо жить. Жизнь не кончена. Тебе и тридцати нет. Всё впереди, всё впереди.
Ирма обмякла, ушла куда-то, перестала воспринимать окружающее. Глаза её смотрели, но ничего не видели. Мария с Алей надели на неё пальто, повязали шаль. Ольга с другими трудармейцами соорудила из двух жердей носилки, настелила на них нарубленных веток с убившей Эллочку сосны. Ольга, Эмилия, Лидия Андреевна и Доротея Шварц уложили Эллочку, подняли носилки и понесли. За носилками следовали и другие женщины. Мария, Эрна и Аля вели под руки бесчувственную Ирму. И никто не обращал уже внимания на волчьи следы, которых действительно было много с той и другой стороны их дороги. И безучастно смотрело на эту скорбную процессию ослепительное зимнее солнце.
Эллочку обмыли и приготовили ко гробу. Надели на неё праздничную белую кофточку и чёрную юбку, в которой она встретила день Победы. Володя узнал о их несчастье от камчатцев, которые видели, как несли Эллочку. Иосиф Францевич разрешил сделать гроб. Володя сам привёз его в церковь на розвальнях.
После того, как Эллочку положили в гроб, Ирма уже от неё не отходила. Она смотрела на неё не отрываясь, временами замирая, временами мерно раскачиваясь.
Наивное детское личико Эллочки в голове Марии никак не вязалось с гробом. Невозможно было поверить, что в гробу лежит действительно Эллочка.
Ирма просидела всю ночь. Подходила Лидия Андреевна:
— Поплачь, Ирма, тебе легче будет.
Доротея Шварц:
— Молись, молись, девочка!
Ирма смотрела на них и ничего не понимала. Казалось, даже не узнавала.
До вечера копали могилу.
Утром пришёл Володя:
— Иосиф Францевич приказал выходить на работу. А на похороны, говорит, пусть человек пять останутся. Пришлось подчиниться. Кроме Ирмы хоронить Эллочку остались Ольга, Эмилия, Мария, Лидия Андреевна и Доротея Шварц. Когда опустили гроб в вырытую могилу, Ирма упала без чувств на горку мёрзлой земли, которой потом навсегда укрыли Эллочку.
Вечером, когда трудармецы вернулись с работы, пришли Эрна, Валентин Иванович, Аня с Андрюшей и помянули Эллочку несколькими глотками водки.
Всего этого Ирма не видела. Она очнулась только через сутки, и никто её не узнал. Вместо прекрасных каштановых волос на голове её патлатились совершенно седые волосы. И страшно зияли на лице чёрные провалы с ввалившимися в них глазами.