— Ничего, ничего, Рапунцель ты наша дорогая, — расчувствовалась Ольга, обнимая её, — Всё будет хорошо. Сосуды не задеты, сухожилия тоже. А кровопускания даже полезны.
Эмилия успокоилась, походила по лесу. Пообедали.
— Посмотрите, что я нашла! — подошла Аля Франк. — Земляника поспела.
— Теперь живём! — обрадовалась Ольга.
— Покушай, Милечка, — сказала Аля, протягивая землянику.
— Почему мне-то?
— Ешь, ешь. Я сейчас ещё нарву.
После обеда Эмилия даже распилила с Ольгой несколько брёвнышек. Пошли домой. Предложили Эмилии сесть на телегу.
— Что вы! Я же не инвалидка, сама дойду.
Мария зашла к Ане. Попросила бинт и йод.
— Йода нет, вот немного спирта.
Аля Франк, учившаяся перед войной в медучилище, и Ольга развязали платок. Рана была нехорошая. Рука вокруг неё опухла, стала багрового цвета.
Вечером Эмилия пожаловалась на сильную боль:
— Будто разрывает руку, стучит внутри.
Посмотрели. Опухоль и багровость уже за бинт вылезли.
Эмилия испугалась:
— Что это? Мне страшно! Ой, никогда со мной такого не было. И голова болит.
Легли спать. А среди ночи Мария проснулась от громкого Милиного шёпота:
— Мария! Мария!
Она встрепенулась:
— Ты звала, Эмилия?
— Мария, мне так плохо!
Мария подсела к ней на нары:
— Да ты вся горишь! У тебя температура больше сорока.
— А мне наоборот холодно.
Действительно, Эмилию сотрясала крупная дрожь.
Проснулась Ольга, включили свет.
Милины глаза лихорадочно блестели:
— Ой, девочки, что-то со мной нехорошо. Мне кажется я умру.
— Ну что ты, Эмилия!
Развязали бинт. Вся рана была залита гноем. Аля разбавила водой остатки спирта, промыла рану.
— А Володя только завтра приедет, — сказала Эмилия. — Был бы он, отвёз бы меня в больницу.
— Мы тебя и сами отвезём, — сказала Ольга. — Утром Мария сбегает за фельдшером.
Через час крупный пот выступил на всём Милином теле. Она побледнела, обмякла и, обессиленная, уснула.
Еле дождавшись утра, Мария бросилась к местному фельдшеру Сергею Антоновичу.
— Порезалась пилой? В лесу? Антисептики, понятно, никакой. Обильное потоотделение было?
— Было.
— Гм, плохо, очень плохо. Ну пойдём, посмотрю вашу больную.
Осмотрев и перевязав рану, Сергей Антонович, выходя, кивком позвал за собой Ольгу, которую сразу признал у них за старшую. Следом вышли и Мария с Алей Франк:
— Вот что, девушки, у неё заражение крови, и я помочь ничем не могу. Сегодня к вечеру, самое позднее ночью, она умрёт.
Это было чудовищно, невероятно. Миля, Милечка, их золотокосая Рапунцель умирает. И нет никакой надежды! Миля, ещё вчера так страстно хотевшая жить и мечтавшая о счастье! Да как же такое может быть!
— Она просила отвезти её в больницу.
— Это бесполезно. От сепсиса ещё никого не спасли. Она у вас по дороге умрёт. Давайте ей что-нибудь успокоительное, для надежды. Хоть вот эту валерьянку.
— Что он сказал? — спросила Миля.
— Сказал, что скоро поправишься, — ответила Ольга, — вот капелек дал. Сказал, что очень помогают.
— Ах, хорошо бы!
Оставили с ней Лидию Андреевну и Алю Франк, а сами пошли на работу. Мария проплакала весь день. Плакали почти все. И никакая работа не могла отвлечь от душераздирающих дум об Эмилии. Даже Ирма, казалось, навеки разучившаяся чувствовать, разрыдалась неожиданно для всех.
Когда пришли с работы Миля была ещё жива. Казалось даже, что ей лучше:
— Спит, — шёпотом сказала Алька, приложив к губам указательный палец.
— Сильно мучилась, — также шёпотом сказала Лидия Андреевна, — всё мать звала: «мама, мама». Так жалостно — всё сердце мне разорвала… Недавно только заснула.
Сели ужинать. Но съесть ничего не успели. Послышался стон. Кинулись в соседнюю комнату. Миля пыталась приподняться на своём месте на нарах. Взгляд её был мутным, незнакомым. Ирма, упала перед ней на колени, поддерживая голову.