Я взял вилку и безмолвно принялся за еду. Обида была неимоверная, но на этот раз штрудели показались мне очень вкусными. Я всё съел и больше никогда не привередничал и не отказывался ни от какой предложенной мне еды.
Скарлатина
(рассказ отца)
Мне было десять лет. Мы жили в селе Розенгейме недалеко от Волги. Нас в семье было шестеро детей.
Моему старшему брату Эдуарду исполнилось тогда двадцать лет, и он работал наравне с отцом, а силой намного превосходил его. Помню, как отец, правя лошадью, неудачно заехал в ворота с возом сена, зацепив осью столб. Лошадь не могла сдвинуть телегу ни туда, ни сюда. Тогда Эдуард приподнял телегу за грядку, и она прошла в ворота. Я гордился своим братом и постоянно хвастался им перед мальчишками. Да и он меня любил и постоянно возился со мной, когда был свободен от работы. Мне нравилось сидеть, висеть и барахтаться на нём, чувствуя его необыкновенную силу.
— Ну-ка, покажи мускулы, — просил я и верещал от восторга, ощупывая огромный и твёрдый как железо бицепс.
Пришла весна. За селом разлилась речка Караман — приток Волги.
Я с соседскими мальчишками Давидом и Яшкой целыми днями пропадал на берегу, вылавливая из воды различные интересные вещицы, как то: необычной формы палки и коряги, сорванную калитку, плетёную корзину, почти новую кадушку, а однажды Яшка выхватил сачком из-под берега заткнутую пробкой бутылку. Бутылка наполовину была наполнена прозрачной жидкостью.
— Неужели водка, — засомневался Яшка. — Откуда ей здесь взяться?
— Какой-нибудь пьяный выронил, — предположил Давид.
— Пьяный скорее сам утопнет, чем отпустит бутылку, — возразил Яшка, — уж я-то знаю. Скорее всего, просто вода просочилась через пробку.
— А давайте откроем, — предложил я.
Мы довольно долго возились с бутылкой и изломали несколько палок, пока не пропихнули пробку внутрь.
Так как пробку одолел Давид, то ему и выпала первая проба.
— Водка, сказал он, отпив из горлышка.
— Настоящий шнапс, — подтвердил Яшка.
Прежде я никогда не пробовал водки, но мне казалось, что если я залихватски закину голову и сделаю большой глоток, то буду выглядеть очень хорошо. Но жгучая жидкость хлынула не в то горло, и дыхание моё остановилось. Я нелепо замахал руками, и мои собутыльники едва выручили готовую выпасть из них бутылку. А, выручив бутылку, они принялись спасать и меня, интенсивно колотя по спине кулаками. Наконец я продышался и стал приводить себя в порядок, утирая сопли и слёзы, а товарищи мои, обозвав меня слабаком, предложили поучиться, как пьют настоящие мужики, и допили бутылку.
Но победа надо мной оказалась для них пирровой, потому что дома их матушка — тётя Мария — учуяв от них водочный запах, выпорола их самым немилосердным образом.
Моя мать ничего не учуяла, но отругала меня за промоченные ноги, сказала, что я непременно заболею и пригрозила больше не пускать меня на речку.
Наступила Пасха. Утром мы всей семьёй сходили в церковь, а потом поехали в гости к отцовой сестре. Домой вернулись уже поздним вечером.
Назавтра, когда я вернулся из школы, и мы сидели за обедом, мать сказала, что мои товарищи доигрались, барахтаясь в ледяной воде, и лежат сейчас дома с жестокой простудой: к ним уже привозили доктора Барша, а меня она сегодня никуда не пустит, чтоб и я не простыл так же, как они.
Эдуард возразил ей, что Давид с Яшкой вовсе не простыли, а заболели скарлатиной. Это заразная болезнь и передаётся от человека человеку микробами.
— Кто их видел, ваши микробы, — сказала мать, — микробами и всякими науками вам морочат головы, чтобы вы в Бога перестали верить.
Вечером мать затеяла стряпать лепёшки, и у неё не оказалось соли.
— Эдуард, сходи к соседям, пусть тётя Мария даст плошку соли.
— Я не пойду, у них скарлатина.
— Скарлатина, скарлатина! Молится надо хорошенько, тогда никакая скарлатина не пристанет. Александр, ступай ты.
Мне тоже не хотелось идти. Я боялся скарлатины, потому что слышал, что от неё умирают, но ослушаться матери не мог.
— Мамаша, бросьте это, лучше мы ваши лепёшки несолёными съедим, — сказал Эдуард.