Прошёл месяц. Из моих младших братьев и сестёр никто больше не заболел, но мать словно помешалась.
Она не варила, не управлялась по дому, а уходила с утра на кладбище и сидела над могилой сына. Когда мы с отцом приходили за ней, она смотрела на нас безумными глазами, не понимая, чего мы от неё хотим.
Мы думали о самом худшем и не знали, что делать. Но по прошествии месяца, она вдруг сама сняла траурные одежды, перестала ходить на кладбище и принялась за домашние дела. Мы никак не могли объяснить это чудесное выздоровление.
Много позже она рассказала нам следующую фантастическую историю.
Ночью ей приснилось, что Эдуард вошёл в спальню, подошёл к кровати и, крепко взяв её за плечо, сказал: «Мама, там очень хорошо, а ты своим плачем мешаешь мне успокоиться. Не плачь и не ходи больше на мою могилу. Заботься об отце и детях. Ты им нужна больше, чем мне». Утром она обнаружила на плече пять синяков. Она взяла в голову, что Эдуард действительно приходил, и выполнила его волю.
Альма и казашка
Жил был в городе Марксштадте, нынешнем пока ещё Марксе, человек по имени Кунц. Был он не то столяр, не то бондарь, одним словом, мастеровой человек.
Внешность Кунц имел необычную: голова вытянутая как яйцо и совсем лысая, а глаза навыкате, как у большого, доброго рака. Он курил трубочку, которую практически не вынимал из-под усов, пожелтевших от табачного дыма.
Перед войной Кунц овдовел и остался с дочкой Альмой. Уж такая она была красавица: волосы золотые, заплетённые в толстую косу, глаза синие, лицо улыбчивое, всем открытое. А уж смышленая какая! За что ни возьмётся, всё получается.
Поступила она в педагогическое училище. Старик Кунц раздувался от гордости: его дочь будет учительницей! А перед учителями в то время даже почтенные старики шапки ломали.
Словно для одного лишь счастья была рождена Альма. Полюбил её человек, молодой, но степенный и рассудительный. Всё о своей жизни он знал заранее. А Альму-то как любил! Кунца до свадьбы стал называть папашей, а назначив время свадьбы, успокоил:
— Вы, папаша, ничего такого не думайте. Свадьбу мы сыграем, но детей у нас не будет, пока Альмочка учёбу не закончит.
А учиться Альме остался ровно год.
Но за неделю до назначенной свадьбы постирала Альма бельё и полезла развешивать его для сушки. А всё тогда сушилось на чердаках: и бельё, и немецкий табак, нанизанный на тонкие, гладко оструганные жерди, которые назывались по-немецки шпайлерами. Лестница на чердак вела из сеней. Оступилась Альма, поднимаясь, упала с самого верха и сломала ногу. Повёз её Кунц в больницу, а в больницах ни Гавриилов Абрамовичей, ни их аппаратов ещё не было. Перелом оказался сложным, кости не срастались, начался остеомиелит, и Альме ногу отрезали.
А назавтра в больницу пришёл степенный жених, объяснил Кунцу с Альмой, что жить с одноногой женой в планы его жизни не входит, не глядя им в глаза, положил на тумбочку несколько денежных бумажек на лечение, и ушёл навсегда в обнимку со своей степенностью. Заплакали отец с дочерью от его слов и бумажек, да слезами горю не поможешь.
Через несколько дней принёс врач Альме два костыля и сказал:
— Вот тебе друзья на всю оставшуюся жизнь.
Доучиваться в училище Альма не стала — не захотела быть одноногой учительницей и прыгать перед детьми на костылях.
Но были у Кунца деловые родственники в городе Баку. Прислали они оттуда по его просьбе вязальную машинку. Стала Альма на заказ вязать. Что кофту свяжет, то и красота, что юбку, то и спасибо. Посмотрел раз жарким субботним вечером Кунц, как дочь его за машинкой сидит, срочную работу делая, и в первый раз за много месяцев заснул спокойно.
А назавтра была война, и услышали они из репродуктора: «Граждане и гражданки Советского Союза…»
Июль и август минули в маяте и смутных слухах. Пришла как-то старушка соседка:
— Ещё мой отец говорил: «Странниками мы сюда пришли, странниками и уйдём с сумой на спине! Слышали? — В Сибирь нас высылают».
Пополз этот слух, разросся, но передавали его друг другу с опаской, почти шёпотом.
— Как вам не стыдно! — совестил односельчан председатель сельсовета Нагель. — Это провокация. Сохраняйте спокойствие. Наше правительство никогда не пойдёт на такое.