Таким образом, Чалмерс утверждает, что его выводы можно интерпретировать следующим образом: либо зомби представимы во всех смыслах, и тогда материализм ложен и, соответственно, истинен тот или иной дуализм, либо истинен неоросселовский монизм. В принципе этот монизм можно истолковать в материалистическом ключе, так как квалитативные или „феноменальные“ состояния оказываются внутренними свойствами материи. С другой стороны, сам Чалмерс подчеркивает, что неорасселовский монизм лишь номинально соответствует критериям материализма. Что же касается духа этой философии, то он скорее имматериалистический, так как основой внешних физических свойств оказываются ментальные сущности.
В общем, может показаться, что Чалмерс находит приемлемое для себя решение: материализм в любом случае ложен, и истинен либо дуализм свойств эпифеноменалистского толка, либо имматериалистический монизм. Но здесь возникает новая сложность. Дело в том, что если мы вместе с Чалмерсом (дабы избежать противоречий внутри его системы) допускаем возможность помыслить внешне тождественный нашему мир, обладающий, однако, иными, а именно нефеноменальными, внутренними свойствами, то это закрывает перспективу решения „трудной проблемы“. Ведь неорасселовский монизм, подразумевающий возможность интерпретации квалиа как основы внешних физических свойств, может выступать как вариант ее решения только когда эти квалитативные свойства являются безальтернативными, если другие внутренние свойства попросту невозможны. Если же это не так, то „трудная проблема“ воспроизводится на новом уровне: почему функционирование нашего мозга связано именно с протофеноменальным базисом? И неясно, как решать ее.
Чтобы сохранить хотя бы перспективу решения этой проблемы, надо поэтому выбирать другой вариант: признать, что внутренними могут быть только протофеноменальные свойства, но при этом утверждать, что подобные свойства (1) качественно отличны от квалитативных состояний и (2) неизвестны нам. При таком толковании видимость представимости зомби оказывается связанной с неполнотой нашего знания о внутренних свойствах материи. Именно к этому варианту, который, в отличие от теории, не признающей качественного различия квалитативных и протофеноменальных свойств, все же может рассматриваться как разновидность теории тождества или „нейтрального монизма“ (так как протофеноменальные свойства выступают в нем в качестве особой реальности, сводящей воедино физическое и ментальное), судя по всему, и склонялся Чалмерс на рубеже XX и XXI вв. Любопытно в этой связи, что в статье „Сознание и его место в природе“ он прямо говорит, что такой подход сближает его взгляды с мистерианской позицией Макгинна, разобранной в одной из предыдущих глав. Само по себе это еще ничего не значит, хотя Макгинн, напомним, считает „трудную проблему сознания“ нерешаемой, а выгоды, которые можно получить от субстантивации ментального, связаны, в частности, с возможностями решения этой проблемы. В самом деле, если протофеноменальные данности качественно отличны от состояний человеческого сознания, то возникает резонный вопрос: почему и как эти протофеноменальные данности или качества порождают квалитативный опыт? Решение „трудной проблемы“ все равно остается чем‑то совершенно неопределенным.
Чалмерс и сам крайне озабочен этим скачком от протофеноменальных качеств к феноменальным, и он объявляет проблему объяснения трансформации одних в другие главной трудностью неорасселовской модели, которой он так симпатизирует. Он, правда, зачастую смещает акценты, утверждая, что основным препятствием здесь, собственно, является понимание того, как хаотичный протоопыт превращается в унифицированное человеческое сознание. Если бы все сводилось только к этому, трудности были бы устранимы. С одной стороны, мы знаем, что сознание далеко не так унифицированно, как может показаться: скорее уж оно модульно, с другой — та относительная унифицированность, которая в нем все же имеется, вполне объяснима функциональным единством организма. Другое дело, если речь идет о скачке от неизвестных протофеноменальных качеств к квалитативным состояниям, — здесь трудности его объяснения действительно могут оказаться непреодолимыми.