— Знаю, — спокойно ответила она. — Я все знала еще в ту ночь и все равно легла с тобой в постель, так что можешь не оправдываться передо мной.
— Хорошо, тогда объясни причины своего поведения. Объясни, почему ты так поступила?
— Не знаю. — Она отошла к стеклянным дверям, посмотрела наружу и, словно защищаясь, сложила руки перед грудью. — Временное помешательство. Представилась такая возможность. Я никогда не была, что называется, доступной, и мужчины не уделяли мне особого внимания. А ты — такой симпатичный парень, с которым я пару раз поболтала на вечеринках, обменялась шутками… а потом я разносила пиццу и ты оказался в том гостиничном номере, в компании со своими чокнутыми друзьями… Не знаю… Почему каждый поступает так, а не иначе?
Он присел на коробку; сожаление с новой силой охватило его.
— Меня долго еще мучила совесть, после женитьбы… за то, как я с тобой поступил.
Оглянувшись, Моника посмотрела на него.
— Но ты никогда не рассказывал ей?
Том помолчал, борясь с чувством вины, прежде чем хрипло ответить:
— Н-нет.
Их взгляды встретились, ее — спокойный, его — взволнованный.
— А семейная жизнь оказалась прочной?
Гарднер медленно кивнул.
— Восемнадцать лет, и каждый год лучше предыдущего. Я очень люблю ее.
— А ребенок, которого она ожидала?
— Робби. В выпускном классе моей школы.
Вся гамма чувств отразилась на лице Моники, прежде чем она прошептала:
— Мальчик.
— Да. Мальчик. — Том поднялся с коробки и перешел в другой угол комнаты. — Они сейчас оба на футбольном поле. И Клэр… Клэр преподает английский для поступающих в университет, а твой сын — то есть наш сын — собирается у нее учиться.
— Боже мой! — Впервые за время разговора Моника словно ослабела.
— У нас с Клэр есть еще дочка, Челси. Она на два года младше. У нас очень счастливая семья. — Остановившись на секунду, он продолжал: — В ваших документах не значится имя твоего мужа, значит, ты не замужем?
— Нет.
— И никогда не была?
— Нет.
— А что Кент думает о своем отце?
— Я рассказала ему правду, что познакомилась с одним парнем на вечеринке, и у нас была связь, но я никогда не собиралась замуж. Том, я сделала для сына все. Я получила квалификацию и обеспечила его всем, что только может потребоваться ребенку.
— Я вижу.
— Мне не нужен был муж. Я не хотела иметь мужа.
— Извини, что я так поступил с тобой, обидел тебя.
— Я не обижена.
— Ты говоришь с обидой. И действуешь, как обиженная.
— Оставь все эти измышления при себе! — взорвалась она. — Ты ничего обо мне не знаешь, и меня не знаешь. Я добиваюсь всего собственными силами, и мне ничего больше не нужно. Только Кент. Я очень много работаю и занимаюсь своими материнскими обязанностями, и нам прекрасно живется вдвоем.
— Извини. Я вовсе не собирался тебя критиковать, и поверь, при моей профессии я ни за что не стал бы укорять того, кто в одиночестве воспитывает ребенка и кто сам выбрал для себя такую жизнь. Тем более что тебе удалось вырастить прекрасного парня. Я так часто сталкиваюсь с бессмысленным семейным существованием, когда родители живут вместе только ради детей. Эти ребята каждый день бывают в моем кабинете, их кураторы, и полиция, и я — мы все пытаемся перевоспитать их, чаще всего безуспешно. Если тебе показалось, что я недоволен тем, как ты вырастила сына, то извини. Он… — Том потер шею, припоминая то немногое, что знал о Кенте Аренсе, потом посмотрел на Монику и взмахнул рукой. — Он — мечта каждого учителя. Хорошие отметки, цель в жизни, планы получить высшее образование, широкий круг интересов, думаю, что любые родители мечтали бы о таком сыне.
— Да, это так.
Том все еще стоял у одной груды коробок, а Моника — у другой. По мере продолжения беседы ее антипатия к нему постепенно исчезала, но они оба все еще ощущали скованность.
— Он ходил в католическую начальную школу.
— Католическую, — повторил Гарднер, касаясь груди, как будто хотел поправить галстук.
— Это дало ему крепкую базу с самого начала.
— Да… да, конечно.
— Занятия спортом тоже помогли… а школа в Остине — она на очень хорошем счету.
Том посмотрел на Монику, понимая, что та словно бы защищается, не имея для этого никаких причин. И хотя возникший в его голосе вопрос напрямую относился к делу, он поколебался немного, прежде чем спросил:
— У Кента есть дедушка с бабушкой?
— Был только дед, мой отец, но он умер девять лет назад, а поскольку жил он здесь, в Миннесоте, Кент не очень хорошо его знал. Почему ты спрашиваешь?
— Мой отец еще жив. Он живет менее чем в десяти милях отсюда.
Секундное молчание, потом:
— А, понятно… — Не сводя с него глаз, она спросила: — А дяди и тети?
— Есть и дядя, и тетя, и трое их детей. А с твоей стороны?
— У меня здесь сестра, но Кент едва ее знает. Моя семья не очень обрадовались известию, что у меня будет внебрачный ребенок, которого я намерена сама воспитать.
Напряжение все еще витало в воздухе. Том чувствовал боль, охватившую его спину и плечи. Он вернулся в гостиную, устало опустился на стул, положив руку на полированную поверхность стола. Моника осталась на месте. Они оба молчали, замкнувшись каждый в своем одиноком раздумье. Через некоторое время она тоже, вздохнув, подошла к столу и села.