— Ты… Марфа? — подавив дрожь, излишне громко спросил Емелька.
— Да… Модель автобиологического робота фосгалактического аспекта. Сокращенно — МАРФА.
Упершись ногами в подоконник, она потянула на себя решетку. Затрещала и посыпалась штукатурка, кирпич выкрошился. Марфа отлетела назад и, бросив решетку вниз, вернулась к окну. Внезапно несколько цветных шариков у нее на поясе раздулись до величины футбольных мячей и раскрылись, как лепестки цветка.
— Садись, — показала Марфа на них, — я доставлю тебя к родителям.
Емелька несколько раз, будто бы счищая грязь, шаркнул ботинком о дощатый пол и, подойдя к Марфе, — была не была! — обхватил руками талию гостьи и уселся на цветок, подогнув ноги.
Они плавно, легко взлетели.
От утренней прохлады, возбуждения и страха Емельку лихорадило. Марфа быстро летела метров на тридцать выше самых высоких зданий. Емелька с опаской поглядывал сверху на Кировский райсовет, на безлюдную площадь, на знакомые скверы и улицы.
Внезапно потемнело и наступила непроглядная ночь. Парнишка испуганно закричал:
— С глазами что-то. Я ничего не вижу!
— Спокойно, мальчик! — сказала Марфа. — У вас, землян, зрение устроено по-другому. Потерпи, сейчас улажу. Свет, это что? Поток фотонов — световых волн. Все предметы и тела частично поглощают их, а частично — отражают. Чтобы стать невидимой, я делаю так, чтобы потоки световых частиц огибали меня. Если убавить напряжение поля, ты снова будешь видеть.
Действительно, город, как на фотоотпечатке в растворе, быстро проявился.
— Ну как? — спросила оливтянка.
— Уже немного вижу.
— Пока достаточно. Вчера я убедилась, что лучше быть невидимой. Безопаснее…
Емелька успокоился и торопливо, потому что они уже начали снижаться, стал задавать вопросы:
— Это ты нам подбросила мережу?
— И башмак, и чемодан. Потом догадалась, что вам нужна рыба. Теперь помолчи. Не мешай работать.
— Да вот уже мой дом…
Витя все еще сидел на крыше, понуро опустив плечи и размазывая по грязным щекам слезы.
Емелька прокричал ему сверху:
— Витя, подожди еще немного, спешу к Гелию Меркурьевичу, скоро вернусь!
Витя поднял голову на голос и заплакал еще сильнее…
Марфа послушно снижалась там, куда Емелька показал рукой. Когда она остановилась, шары уменьшились до шариков пинг-понга, и наездник шлепнулся на землю. Вскочив на ноги, Емелька торопливо сказал:
— Марфа, прошу, очень прошу тебя, подожди меня здесь, хорошо? Я быстро. Обещаешь? — упрашивал он. Разговаривать с астрономом при Марфе Емелька не решился.
По ступеням мальчишка взбежал с такой скоростью, словно за ним гналась свора собак. На звонок у астронома никто не отозвался. Тогда парнишка, не жалея кулаков, забарабанил в дверь. В квартире наконец послышались шаркающие шаги. Женский голос испуганно спросил:
— Кто там?
— Гелий Меркурьевич дома?
— Это снова ты, мальчик? Иди сейчас же домой! Спать тебе еще нужно, а ты в такую рань баламутишь!
— Откройте! Ну пожалуйста! Беда! Срочно нужен дядя Геля!
Дверь приоткрылась на ширину цепочки, а в щели показалась седая голова старухи.
— Какая еще беда? Знаю я твою беду. Опять в подзорную трубу не терпится посмотреть? Марш домой!
Дверь захлопнулась.
— Ну и детки пошли! Даже среди ночи не дают покоя, — послышалось ее удаляющееся ворчание.
Мальчишка стал со злостью колотить подошвой в дверь.
— Не прекратишь хулиганить — вызову милицию, — сердито предупредил мужчина, выглянувший из соседней квартиры.
«Только этого мне еще не хватало», — испуганно подумал Емелька и, оседлав поручень, быстро съехал вниз. У парадной оливтянки не было, но она тотчас возникла на том месте, где была оставлена, окаменело-неподвижная, как изваяние.
— До третьего этажа можешь подняться?
— Как ты хочешь.
— Тогда неси меня. Второе окно от угла. Потом вернемся.
Одна створка оконного переплета была приоткрыта. Емелька толкнул ее внутрь и сошел на подоконник. Услышав шум у окна, Коркина подняла голову.
— А-а-а-а! — заверещала она, глядя на шевелящийся силуэт в проеме окна.
Гелий Меркурьевич резво сел на кровати, потряс головой, спросил у жены:
— Опять страшный сон приснился?
Не спуская с окна глаз, Коркина мотнула туда головой.
— А, Емелька! — воскликнул Коркин. — Входи, входи! По лицу вижу, что ты нашел пришельца…
— Там же окно, — испуганно прошептала Коркина.
— Окно? Да! Почему же ты пришел не в дверь, а в окно?
— Дядя Геля, дверь заперта.
— Резонно, резонно! Тогда можно и в окно.
— Что ты мелешь, мы же на третьем этаже, — сказала Коркина, но ее перебил Емелька:
— Дядя Геля, беда! Мы с другом нашли оливтянина. Наверное, заразились. Вы же говорили о вирусах!
— Не бойся, мальчик. Никакого вируса на нем не может быть. На Оливии высокоразвитая цивилизация, и, прежде чем послать земле-навта, его, конечно же, подвергли тщательной дезинфекции…
Емелька пошатнулся.
— Но вы же сами… — пролепетал он.
— Ну мало ли!.. Это я из осторожности, чтобы вы не трогали пришельца. Ведь у него непременно должны быть какие-нибудь приборы, аппараты, ценные для людей. Вам же ничего не стоило испортить…
Емелька смотрел на Коркина с таким выражением, будто его оглушили. Он шевелил губами, но выговорить ничего не мог. Резко повернувшись, Емелька шагнул с окна. Нога, проскочив опору, ступила в пустоту. Мальчишка схватился за створку, но не удержался и полетел вниз…
Гелий Меркурьевич проворно слез с постели и рысцой побежал к окну. Одновременно с женой они высунулись наружу, посмотрели вниз. Там никого не было. Потом с испугом уставились друг на друга.
— Может, он за угол уполз? — пробормотал астроном. Потом вдруг спохватился и семенящей походкой заспешил к выходу.
— Куда же ты?
Но острая боль в сердце остановила Гелия Меркурьевича. Он с помощью жены сел на стул, чтобы переждать неожиданный приступ, через силу выдавил:
— Чтоб… тебе… ни дна… ни покрышки! Сама хоть… сбегай, раз я вышел из строя.
— Как же, побегу! Ты умирай тут, а я побегу!
— Спустись вниз да узнай, что с ним. Куда он делся?
— Помолчи уж. Нашел время ругаться. Как бы хуже не было.
— Хуже уже некуда.
Коркина уложила мужа и кинулась к серванту за лекарством…
Емелька пришел в себя. Над ним овальная лепная розетка, чуть ниже — знакомая в четыре рожка люстра. Спереди — стена, оклеенная вырезками из журналов и книг. На них — фотографии знаменитых фокусников. Емелькина коллекция, начатая еще в детском саду.
Солнце, как видно, прожгло серую пелену туч. Его лучи в комнате соорудили прозрачный шалаш, густо заселенный плавающими пылинками.
Рядом на кровати сидел Витя. С середины комнаты немигающими глазами смотрела Марфа. Увидев, что Емелька очнулся, Витя обрадованно спросил:
— Ну, как успехи насчет потехи?
— Нормально… Голова только болит и жуки в ней концерт затеяли, — нехотя ответил Емелька.
— Это пройдет. Могло быть хуже, если бы не Марфа. Это она тебя подхватила, когда ты вывалился из окна. И меня сюда приволокла. С перепугу я сначала упирался, хотел позвать кого-нибудь из взрослых, но Марфа успокоила. «Все будет как ты хочешь», — пообещала она. — Оглянувшись на Марфу, Витя шепотом спросил: — Что будем делать?
— Не знаю… Спать буду.
Витя потрогал у друга лоб. Тот сердито сбросил его руку.
— Ну, что ты злишься? Лежи, раз больной, я только с тобой посоветоваться хотел…
— Не больной я… И вирусов никаких нет. Астроном обманул. Боялся, видите ли, что мы повредим аппараты, которые могли быть при земленавтке. Дудки теперь он получит Марфу!
Неподвижная, как статуя, оливтянка легонько зашевелила губами: