Онорио. Это мы обсудим за столом после ужина. Уже время, поэтому пойдемте.
Корибант. Идемте поскорее.
Саулино. Встаем.
Конец второго диалога
Диалог третий
Собеседники:
Саулино, Альваро
Саулино. Я долго прогуливался, поджидая. Вижу, что время начала нашего собеседования уже прошло, а их все нет. - А, идет слуга Себасто.
Альваро. Здравствуйте, Саулино! Я пришел известить вас по приказанию хозяина, что собраться снова придется не раньше, чем через неделю. У него умерла жена, и он готовится к выполнению завещания; для этого ему надо быть свободным от других забот. У Корибанта приступ подагры, а Онорио пошел в баню. До свиданья.
Саулино. Всего хорошего. Вижу, что упущен случай высказать другие рассуждения о тайне названного коня. Потому что, насколько я вижу, мировой порядок хочет, чтобы как тот божественный конь в небесных областях показывал себя только до пупка (где расположена заканчивающая созвездие звезда , о которой ставится вопрос и завязывается спор: принадлежит ли она к голове Андромеды или же к туловищу этого почтенного животного) - аналогично этому и сочинение наше “Тайна Пегаса” не может достигнуть завершения, ибо:
Так шествует судьба, руководя нашим пером.
Но из-за этого мы не должны отчаиваться: если случится, что они опять соберутся вместе, я их всех троих запру в комнате, подобно тому, как это бывает на соборе для выбора папы, и они не смогут уйти оттуда до тех пор, пока не оглашено будет создание великой тайны Пегаса.
Пока же пусть эти два диалога считаются за Малую тайну, ученическую, вступительную, микрокосмическую. А чтобы не потерять даром времени на хождение по этому дворику, прочитаю-ка я диалог, который у меня в руках.
Конец третьего диалога “Тайны Пегаса”
?
КИЛЛЕНСКОМУ ОСЛУ
Блаженно чрево то, чьим стал ты порожденьем,
Сосцы, питавшие тебя здесь в добрый час;
В созвездьях ты живешь и на земле, средь нас,
Божественный осел, вселенной изумленье!
От тяжести седла, от вьючного давленья,
От неба жадного, от наших злых гримас
Природой защищен ослиный твой каркас,
И толстой шкурою и силой разуменья.
Нрав добрый голова твоя являет нам,
А ноздри грубые - солидность и терпенье.
Слух царственный присущ большим твоим ушам,
А губы толстые есть призрак изощренья.
Твой бесподобный фалл - на зависть всем богам,
Загривок же упрям и стоит поощренья.
Я полон восхищенья!
Но все же в целом ты, как ни печально это,
Достоин тысяч притч, но не сонета.
КИЛЛЕНСКИЙ Осел
СОЧИНЕНИЕ НОЛАНЦА
Собеседники:
Осел, Пифагорейская обезьяна, Меркурий
Осел. Почему должен я пренебрегать твоим высоким, редким и превосходным даром, о громовержец Юпитер? Почему этот дарованный мне тобою талант, на который ты взирал провиденциальным взглядом, я буду держать погребенным под черным и мрачным прахом неблагодарнейшего молчания? Почему, желая уже давно говорить, я буду страдать дальше и не стану испускать из уст моих тех необычных звуков, которые в этот крайне смутный век твое великодушие посеяло в мой дух, чтобы они были проявлены наружу? Поэтому откройся, откройся же ключом случая, ослиная глотка, развяжись старанием воли, язык, соберитесь силою внимания, направленного намерением, плоды деревьев и цветы трав, находящихся в саду ослиной памяти.
Обезьяна. О необычайное диво, о ошеломляющее чудо, о невероятное удивление, о чудесное достижение! Унесите, боги, все печали! Говорит осел? Осел говорит? О Музы, Аполлон и Геркулес, из такой головы выходят членораздельные звуки? Умолкни, Обезьяна, быть может, ты ошиблась; быть может, под этой шкурой укрылся какой-нибудь человек с целью подшутить над нами.
Осел. Опомнись, Обезьяна! Я, изрекающий, не какой-нибудь софистический, а самый натуральный осел, хотя я и помню, что имел когда-то другие, человеческие лица, подобно тому, как теперь ты видишь меня с органами животного.
Обезьяна. Я спрашиваю тебя, о воплощенный демон: кто ты и каков ты? Сейчас же, и прежде всего, хотела бы я узнать, чего ты хочешь здесь? Что предвещаешь? Какие веления несешь ты от богов? Чем окончится это видение? С какой целью явился ты сюда? Ради чего произносишь ты речи под нашим портиком?
Осел. Прежде всего я хочу, чтобы ты знала, что я желаю стать членом и быть признанным доктором какого-либо колледжа или академии, чтобы моя правоспособность была заверена документально, чтобы не ждали высказывания моих взглядов, не взвешивали моих слов и не относились к моим учениям с меньшим доверием, чем к…
Обезьяна. О, Юпитер! Возможно ли, чтобы когда-либо от сотворения мира был отмечен подобный этому факт, подобный удобный случай?
Осел. Перестань же удивляться. Пусть мне ответят сейчас же или ты или эти люди, которые сбегаются, ошеломленные, слушать меня. О вы, носящие тогу, докторские береты и перстни, ученые и архиученые, герои и полубоги науки! Хотите ли вы, угодно ли вам с открытым сердцем принять в ваш союз, в ваше общество и товарищество, под знамя вашего единения этого осла, которого вы видите и слышите? Почему одни из вас, смеясь, удивляются, другие, удивляясь, кусают себе губы? Почему никто не отвечает?
Обезьяна. Видишь ли, они не говорят от изумления и все, повернувшись ко мне, подают мне знаки, ожидая от меня ответа; как президент, я объявляю тебе решение и от себя и от имени всех: ты должен ждать извещения.
Осел. Что это за академия, над входом в которую написано: “Не переходите за черту”?
Обезьяна. Это школа пифагорейцев.
Осел. Можно ли мне туда войти?
Обезьяна. Для академиков это возможно, но не без трудностей и не без многих условий.
Осел. Каковы же эти условия?
Обезьяна. Их довольно много.
Осел. Я спрашиваю: каковы они, а не сколько.
Обезьяна. Лучше я отвечу тебе, сообщая о главных. Во-первых, у всякого, добивающегося принятия, прежде чем он будет допущен, должно быть измерено наугольником расположение частей его тела, лица и ума для серьезных выводов об известных нам зависимостях тела от души и души от тела.
Осел. “От Юпитера начинается дело, о музы“65, если он хочет жениться.
Обезьяна. Во-вторых, когда он принят, то ему дается срок (не меньше двух лет), в течение которого он должен молчать. Ему не позволяется не только спорить и исследовать проблемы, но даже ставить вопросы. В это время он называется акустиком.
В-третьих, по истечении этого периода ему дозволяется говорить, спрашивать, писать о выслушанном и излагать собственные мнения. В течение этого времени он называется математиком, или халдеем.
В-четвертых, ознакомившись с подобными вещами и украшенный этими знаниями, он обращается к рассмотрению дел мира и начал природы, и здесь-то он прекращает свое продвижение, нося название физика.
Осел. А дальше он не продвигается?
Обезьяна. Больше чем физиком быть нельзя, потому что невозможно иметь понятие о вещах сверхъестественных, за исключением их отблеска в вещах естественных. Ибо лишь некоторым, очищенным и высшим умам удается рассматривать их как таковые.
Осел. А у вас нет метафизики?
Обезьяна. Нет. То, что у других напыщенно называется метафизикой, есть только часть логики. Но оставим то, что не относится к нашему разговору. Таковы, следовательно, условия и правила нашей академии.
Осел. Эти вот самые.
Обезьяна. Да, синьор.
Осел. О почтенная школа, уважаемый университет, прекрасная секта, заслуженная коллегия, просвещеннейшая гимназия, неотразимое зрелище и главнейшая из главных академия! К вам, благословеннейшие странноприемники, является бродячий осел, как жаждущий олень к прозрачнейшим и свежайшим водам, смиренный и умоляющий осел, страстно стремящийся записаться в вашу компанию.
Обезьяна. Как? В нашу компанию?
Осел. Да, да, синьор! В вашу компанию.
Обезьяна. Выйди через эту дверь, синьор, потому что ослы сюда не допускаются.
Осел. Но скажи мне, брат, через какую дверь вошел ты?
Обезьяна. Небо способно наделить ослов речью, но даже оно не может сделать так, чтобы они вступали в школу пифагорейцев.
Осел. Не будь столь гордой, о Обезьяна, и вспомни, что твой Пифагор учил не презирать ничего находящегося в лоне природы. Хотя в настоящее время я и пребываю в образе осла, но я мог быть великим человеком и, может быть, скоро вновь приму его образ, а ты, хотя теперь и человек, может быть, был и, может быть, скоро станешь великим ослом по воле распределителя форм и мест, распоряжающегося странствованием душ.