Этот страшный исход сербов вошел в историю под названием «Сербская Голгофа»[28]. Дело едва не кончилось полной катастрофой — западные страны, отвлеченные на Галлиполи, не спешили прислать суда для эвакуации сербов. Только категорическое требование России (Николай II грозился заключить сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией!) сдвинуло дело. На Корфу было переправлено 150 тысяч сербов. Союзная сербам маленькая Черногория капитулировала и была, как и Сербия, оккупирована войсками Австро-Венгрии.
Вступление в войну Болгарии и разгром Сербии имело решающее значение и для исхода боев в Галлиполи. Несмотря на всю стойкость турок, их положение там в конце 1915 года стало критическим. Не хватало боеприпасов. Все запасы были израсходованы, нелегальный подвоз через нейтральную Румынию и собственное военное производство были совершенно недостаточны. А боеприпасы требовались и на Кавказе, против русских. Уже летом 1915 года турецкие артиллеристы часто стреляли холостыми — скрывали недостаток боевых снарядов. Каждый день могла произойти катастрофа. Но успехи Центральных держав спасли турок, буквально в последнюю минуту. Едва, в конце октября, север Сербии был занят австро-германцами, Дунай, ещё не замерзший, срочно очистили от мин, поставленных в начале войны русскими моряками-черноморцами, присланными по просьбе Белграда. Это дало возможность направить из Австро-Венгрии в Болгарию (благо Румыния все еще оставалась нейтральной, а русские водные силы на Дунае тогда были слабы — большие корабли Черноморского флота не могли подняться по реке из-за глубокой осадки) охраняемые караваны судов — конвои с оружием и боеприпасами. А от Болгарии до Турции уже рукой подать. Так что доставить боеприпасы успели, что и решило окончательно исход борьбы за Дарданеллы. Англо-французское командование начало готовить эвакуацию войск. Она была проведена в декабре-январе.
Вскоре восстановили и железнодорожное сообщение по линии Будапешт-Стамбул. (Через оккупированную сербскую территорию и Болгарию.) Теперь уже не было проблемы защищать проливы. Немцы и турки торжествовали.
Защитники Галлиполи в дальнейшем сражались на других фронтах и всюду считались элитой турецкой армии.
Общее число жертв Галлиполи намного превысило 300 тысяч человек. Примерно поровну с обеих сторон.
После Первой мировой войны, в эпоху Ататюрка, возник красивый обычай. 25 апреля, в годовщину высадки в Галлиполи, туда приезжали австралийцы и новозеландцы (участники тех боев) и встречались там с турецкими ветеранами. Вместе поминали павших. Говорят, что и позднее, ещё долго, встречались их потомки.
Глава 42
Портные
Мы оставили Жаботинского, когда он выехал из Египта в Европу. В Италии, еще нейтральной, он встретился с Рутенбергом, ставшим к тому времени сионистом и, независимо от Жаботинского, пришедшим к идее формирования еврейских военных сил. Они поделили поле деятельности. Рутенберг поехал в Америку, еще нейтральную. А Жаботинский через Париж, где он ничего не добился, в Лондон. В Лондоне оказался и Хаим Вейцман, ставший к тому времени известным химиком. (До войны он работал в Манчестере.) Эти два человека, Вейцман и Жаботинский, очень много сделали для торжества сионистской идеи. Тогда они дружили и сотрудничали. В 20–30-е годы станут почти врагами. Но пока мы в Лондоне времен Первой мировой войны. В этой сказке — они друзья и единомышленники. Итак, Жаботинский стал бороться за создание боевой еврейской воинской части, которая бы участвовала в составе британских войск в отвоевании у турок Земли Израильской. В начале все предвещало крах. Неудача следовала за неудачей. Идею поддержали буквально единицы. Сионисты были против этого плана, ибо он ставил под угрозу поселения, созданные с таким трудом. В первые месяцы после вступления в войну турки вели себя враждебно по отношению к евреям в Земле Израильской, но затем эта враждебность утихла. Отчасти из-за вмешательства американского посла, еврея Моргентау. Америка была еще нейтральна, дразнить ее было неразумно. И этой относительной тишиной сионисты были довольны, старались турок не провоцировать. И еще вспоминали, что вообще особого вреда евреи от турок никогда не видели. Сионистская организация объявила о своем нейтралитете. Резиденцией на время войны избрали Копенгаген — столицу нейтральной Дании. И оттуда рассылались указания противодействовать Жаботинскому. И в самом Лондоне сионистские (в том числе и оказавшиеся там «русские») деятели боролись с его идеей. Но Жаботинский хорошо знал старую Турцию (до эпохи Ататюрка) — несколько лет проработал там журналистом. Он был уверен, что, во-первых, она не допустит дальнейшей сионистской деятельности (и, следовательно, борьба с Турцией морально оправдана) и что, во-вторых, ее дни сочтены — «когда бушует мировой пожар, здание из железобетона еще может устоять, но трухлявый деревянный дом сгорит». А чтобы иметь моральное право делить турецкое наследство, надо участвовать в его завоевании. Что до простых английских евреев, то есть до Уайтчепела, то там с ним поначалу даже и не боролись. Просто не обращали внимания. Английская армия была еще добровольческой (всеобщую воинскую повинность ввели в 1916 году). Идти добровольно на войну никто в Уайтчепеле не собирался. А если введут эту повинность, то тоже не такая уж беда — они не британские подданные, а русские. Разговоры о высылке в Россию их не пугали — они уже усвоили, что она труднодоступна. Для отправки в Архангельск найдутся грузы и поважней евреев. Один «умный тамошний анархист» сказал Жаботинскому: «Долго вы еще собираетесь горох об стенку метать? Ничего вы в наших людях не понимаете. Вы им толкуете, что вот это они должны сделать как евреи, а вот это как англичане, а вот это как люди. Болтовня. Мы не евреи. Мы не англичане. Мы не люди. А кто мы? Портные».