Выбрать главу

Глава 67

Еврейский полк возникает

В Уайтчепеле весть о революции в России означала конец существующего положения. Ибо теперь Россия стала свободной страной, и евреи больше не считались политическими беженцами. Было ясно, что придется или идти в английскую армию, или возвращаться в новую, свободную Россию, что технически было уже легче — Мурманск вступил в строй. (Мурманский порт и железную дорогу к нему, тогда, называли «северные (или вторые) Дарданеллы», хотя, как вскоре выяснилось, они не вполне оправдали надежды).

Многие возвращались. Кто через Мурманск (летом и через Архангельск), кто — морем до Скандинавии[43] и дальше — посуху.

Лирическое отступление

Через нейтральные скандинавские страны гражданские лица могли проезжать. И для пассажиров этот путь был предпочтительнее — мурманская железная дорога летом 1917 года работала неважно. Строилась она в спешке, в годы военных трудностей. Ещё не было достаточно опыта таких работ в районах вечной мерзлоты (а там грунты создают особые проблемы). Всё это стало причиной многих технических недостатков. Однако главной бедой был нарастающий развал в России, который быстрее всего проявился там, где не успел сложиться крепкий коллектив.

Но не все хотели покидать Англию — прижились и попривыкли. К тому времени в английских верхах уже твердо решили — начать энергичное наступление в Земле Израильской. Хоть какой-то успех был необходим. А на Западном фронте (то есть во Франции) им пока что и не пахло. Использование Еврейского легиона представлялось и логичным, и политически нужным.

В брежневские времена был в России анекдот: маршалы Жуков, Рокоссовский и прочие что-то решают во время войны. И для верности советуются с полковником Брежневым. Вот что-то похожее случалось на самом деле в Лондоне в 1917 году. В высшие сферы приглашали на совет рядового (затем сержанта) Жаботинского.

Так, в апреле они с Трумпельдором были вызваны к военному министру, где с ними обсуждался вопрос о создании легиона. Вот выдержка из разговора: министр спросил, можно ли рассчитывать на волонтеров? Трумпельдор ответил с солдатской точностью: «Если это будет полк из евреев — пожалуй. Если будет полк для Палестины — тогда очень. А если вместе с этим появится правительственная декларация в пользу сионизма — тогда чрезвычайно». Палестину никто не связывал тогда с арабами. Волонтеров, правда, не потребовалось. В июле правительство Керенского дало разрешение Англии на мобилизацию проживавших на ее территории русских граждан. Но и для самих евреев, и для высокой политики надо было, чтобы мобилизация шла без скандалов. А тут нашелся у нас новый враг — Чичерин, будущий прославленный ленинский дипломат, нееврей. Он возглавил энергичную кампанию против легиона в Уайтчепеле. Но на собраниях сторонников легиона всегда присутствовали крепкие ребята — бывшие галлиполийцы, чтобы не было у людей Чичерина соблазна прибегнуть к насилию — они проявляли эту большевистскую тенденцию. И дело пошло, несмотря на интриги английских йегудонов. Вскоре Еврейский полк насчитывал 1200 человек, и полковник Паттерсон, наш старый друг, начал его обучать.

Глава 68

Национальный вопрос в русской армии

Трумпельдора в полку не было. Его не хотели брать, хотя он соглашался на любое понижение в чине. Иностранец в регулярном британском полку не мог быть офицером. («Погонщики» были нестроевыми, там правила были менее строгие.) Сержантом или рядовым человека с одной рукой брать не хотели, но, наверное, он в конце концов добился бы чего-нибудь. Ведь из всякого правила бывают исключения. Но он видел, что, хотя легион — и шаг вперед в сравнении с отрядом «погонщиков мулов», все же он, легион, тоже небольшой. Он счел, что в России открываются большие перспективы. Основания к тому были. Дело в том, что и в русской армии началось формирование национальных частей (влияние времени).

Первые такие части возникли еще при царе. Самым крупным был чехословацкий корпус (в дальнейшем прославившийся в Гражданскую, сражаясь против большевиков). Началось с мобилизации живущих в России чехов и словаков в отдельную часть. Было их мало, и их число пытались пополнить за счет пленных австро-венгерских солдат. (Чехия входила в состав Австрии, а Словакия — Венгрии.) Шло все это медленно. Во-первых, это не нравилось царскому правительству — ведь это был как бы мятеж против их законного австро-венгерского императора. На это в Петрограде соглашались с крайней неохотой и всячески тормозили дело. Во-вторых, хотя чехи и словаки охотно сдавались в плен, что делало австро-венгерские части менее боеспособными, чем германские, они вовсе не стремились снова попасть на войну. Тем более, что при новом попадании в плен их бы повесили, как предателей. Так что дело шло еле-еле. Но после Февральской революции пошло быстрее — правительство не ставило больше палки в колеса. Летом 1917 года чехи и словаки приняли участие в боях и хорошо себя показали. Что-то аналогичное, но в куда меньших масштабах, было с сербами. Они тоже встречались в России (переселились еще в турецкие времена) и попадались среди австро-венгерских пленных.

вернуться

43

Это были так называемые «Скандинавские конвои», регулярно ходившие в 1917 году между норвежским портом Берген и Северной Англией, караваны судов с охраной. Плавание было довольно коротким — часов пятнадцать, если все шло хорошо, но немецкие подводные лодки и легкие суда не дремали.