- Откуда ты знаешь?
- Я сам ее нанес, когда он пытался меня убить...
- Бред какой-то... Ладно, пошли в мою комнату через черный вход. Улица не место для разговора.
Я смотрю на его лицо, не веря, что он зовет меня внутрь особняка. Такого просто не может быть... Но Стефано кивает головой и идет, покусывая ноготь большого пальца. Мы заходим через черный ход и вскоре оказываемся в комнате мальчика, никем не замеченные.
- А теперь рассказывай полностью, что ты знаешь, - подросток садится на диван и жестом показывает мне сесть в кресло напротив. Я растерянно смотрю на шикарную обстановку комнаты, сжимаясь и понимая, что сейчас, чтобы Стефано мне поверил, мне нужно раскрыть себя всего. Свой образ жизни, ответить на все его вопросы... Хотя... Это мне стыдно рассказывать, а для него я всё равно пустое место, ничтожество. Мой принц, моя радость, мой друг... - Так как ты встретился с моим дядей? Почему ты думаешь, что он убийца?
- Это твой дядя?
- Двоюродный брат матери. Ну так что?
- Он гей, снимает в бедных рабочих кварталах мальчиков, а потом их убивает, страшно уродуя...
- С чего ты решил, что это именно он?
- А он... - я честно пытаюсь собраться с духом, чтобы сказать, как есть. Но эти чистые глаза, и я, как же трудно сказать простую фразу... - Он снял меня...
- Как снял? - Мальчишка с нездоровым интересом меня разглядывает, явно не веря такому повороту событий.
- Я проститутка, уже два года, - я опускаю глаза и сжимаюсь, чувствуя, как по лицу предательски текут слезы. - Я отношусь к разряду самых дешевых проституток Лондона, я работаю в трущобах, на улице, там и обслуживаю клиентов вместе с другими, такими же, как я. За услуги получаю две монеты. Одну отдаю сутенеру, на вторую покупаю еду. Так вот, твой дядя меня снял и спал со мной.
Я несколько секунд смотрю на Стефана, который сидит на диване, поджав под себя ноги, и смотрит на меня расширенными от удивления глазами, затем отвожу взгляд. Наивный мальчик, он и не знал, что такое бывает.
- Ты спишь с мужчинами за две монеты? А дом у тебя есть?
- У меня есть только я и моя одежда. Я бездомный... Так бывает, Стефано, - я поднимаюсь с кресла, понимая, насколько я грязный для этой чистой комнаты ребенка. Ведь он еще ребенок, а я старик... Я чувствую себя старым.
- Садись, что ты встал?
- А ты уверен, что ты сядешь после меня на это кресло? - я не смотрю на мальчика, пытаюсь продолжить разговор, но не могу ничего придумать.
- Кристофер... А почему ты тогда не взял эти монеты? Тебе нравится спать с мужчинами?
Я отрицательно мотаю головой, не в силах объяснить, какой для меня это ад.
- А почему ты не взял деньги? Из гордости? Я ведь давно тебя приметил, что ты каждый день сидишь там....
- Нет... Понимаешь, - голова начинает кружиться, и я сажусь на пол. - Я не из-за милостыни сюда приходил.
- А зачем? - я поднимаю глаза на Стефана. - Я просто... просто хотел тебя видеть. Мне так нравилось на тебя смотреть. Просто, не подумай ничего такого... И когда я на тебя смотрел, я забывал о своей настоящей жизни.
- Как это забывал? - мальчик садится рядом со мной на колени и смотрит на меня в недоумении, а я плачу, как ребенок, и рассказываю ему то, что обещал держать глубоко в себе.
- Я думал о том, как ты, должно быть, счастлив... Ты живешь в теплом доме, у тебя красивая одежда, есть мама, маленькая сестренка, ты каждое утро пьешь молоко с булочками, и что у тебя тепло и никогда не хочется есть, - я закрываю лицо руками. - Ты меня никогда не поймешь, и это ничего... Я с тобой мысленно разговаривал, ты был моим мысленным другом. И знаешь, мне так нравилось видеть, что ты сыт и в безопасности, и что есть в Лондоне люди, которые никогда не познают то, что доводится терпеть мне.
Я чувствую его теплые руки на своих плечах и сжимаюсь еще сильнее, но он меня обнимает и утыкается лицом мне в плечо.
- Зачем ты меня обнимаешь? Я же грязный, - в ответ Стефано всхлипывает и прижимается сильнее. Я поглаживаю его, понимая, почему он плачет. Ему меня жаль. Он добрый и чистый. Теперь мне надо успокоиться и взять себя в руки.
- Тише, тише...
- Кристофер, прости, что я такой...
- Какой?
- Богатый...
- Так это же хорошо, Стефано... - я грустно улыбаюсь. - Ты не виноват, что родился таким, как и я не виноват, что бездомный. Это жизнь...
Мальчик отодвигается от меня, внимательно смотрит, затем резко встает и выскакивает из комнаты.
- Я знаю, ты ведь хочешь есть, - с этими словами он выбегает из комнаты, оставляя меня в одиночестве. Я, наконец, успокаиваюсь. Черт, ведь я не для этого тут, чтобы плакать. И хотя я думаю, что не надо было доводить до слез себя и ребенка, я чувствую нечто похожее на счастье: тепло. Стефано, спасибо, что согрел мне душу...
Мальчик возвращается с подносом, на котором булочки, кувшин молока, куски колбасы и... конфеты!
- Садись сюда, ешь, - подросток ставит еду на стол и, угадывая мою физическую слабость, начинает помогать мне подняться, чуть задевая рану на груди. Я вскрикиваю и снова опускаюсь на пол. - Что, рука?
- Нет... Вот... - я задираю рубашку, демонстрируя огромную зашитую рану, и всё-таки поднимаюсь.
- Да как же ты по улице ходишь, рана свежая. А вдруг заражение? Да ты вообще слаб, - Стефано сажает меня за стол и наливает молоко. Но вот злая усмешка судьбы! Теперь, когда у меня появилась возможность нормально поесть, боль заставляет меня быть равнодушным к пище.
- Я никому не нужен, и себе в том числе, так что... Ничего страшного
- Нужен. Теперь ты мне нужен, - мальчик садится напротив, кусая губы.
- Заведи себе лучше собачку, какую-нибудь дорогую... - я не хочу его обидеть, но продолжаю мысль. - Собачка лучше бездомного друга, работающего на панели. Ты еще юн, и не понимаешь нашей разницы. Но я не твой круг, и ты скоро это почувствуешь.
- Замолчи! - мои слова, кажется, обидели Стефано. - Ты считаешь меня черствым...
- Нет, просто с собачкой проблем меньше, а радости больше. А любить тебя будут что я, что собачка, одинаково...
- Хватит!
- Прости... Давай о твоем дяде, - я смотрю на молоко и конфеты, но боль от раны утихает слишком медленно.
- Да, только ешь...
- Поговорим, и я поем.
- Ладно, - Стефано успокоился. - Рассказывай, это от него рана?