Simona для красоты рассыпала свои рыжие волосы по плечам, чтобы оттенить красоту Diana.
Она присела на антикварную кушетку и положила ноги на кофейный столик.
— Теперь хорошо! – призналась она, и в первый раз за все эти напряженные недели с ее лица исчезла печать безысходности.
Ее лицо и тело сияли в свете энергосберегающих ламп.
— Хотела бы я слышать это от тебя каждый день! — поддела ее Diana.
Она старательно не смотрела на наготу Simona.
Знала, что ко вторнику они будут рвать на себе волосы (только не из головы) из-за неприятностей с коллекцией, нескончаемыми ссорами с гордыми манекенщицами, технических сложностей с освещением ног и со звуком в гримерной, из-за неустойчивого современного подиума на водяной подушке и еще великого множества обычных ужасов, которые обрушиваются на девушек, которые что-нибудь демонстрируют, но сейчас ее не терзали черти и заботы, она просто радовалась тому, что добралась живая до отеля и ждала, когда, наконец, ее оставят умереть спокойно. – Тебе нужно купить замок в Monte-Karlo, если ты так любишь этот город.
— Надо бы! Но меня слишком балуют здесь, в отеле, мной восхищаются, а в собственном замке я потухну, потому что меня будут постоянно обворовывать наемные рабочие.
В собственном доме я не смогу ходить обнаженная, и не буду получать комплименты от поклонников! – И она широким жестом балерины указала на цветы, поднос с молоком, в котором расплылось печенье, огромное золотое блюдо с шоколадными фигурами зверей и политических деятелей, изысканную королевскую обстановку. – Здесь я чувствую себя Принцессой.
— Многие принцессы беднее, чем ты! Ладно, Принцесса, у тебя есть полчаса, чтобы одеться, если ты, конечно, хочешь одеться и не выйти голой на интервью. – Jacika деловито выпила молоко для Simona, – У тебя шесть интервью одно за другим, потом перерыв и встреча с прекрасным.
Хочешь, чтобы я показала тебе обед издалека?
Simona в ответ отрицательно покачала головой и левой ногой.
Лечебное голодание – что может быть прекраснее.
Кушала она много, но жиры и углеводы почти не откладывались в ее спортивном теле, ребра просвечивали сквозь кожу, коленки торчали острыми углами, почему-то все питание уходило в груди, и они были ошеломляющими – большими, молодыми и упругими.
Год назад ее приглашали работать манекенщицей, но она удивилась, потому что сама нанимала манекенщиц – не могла же она нанимать себя и работать моделью на себя.
Она оставалась стройной и изящной, как молодая лань.
— Не буду одеваться! – спокойно заявила Simona Mercedes, взглянула на часы на потолке, допила оставшееся молоко верблюдицы. – Я модель, балерина, гимнастка, хозяйка концерна, модельер, миллиардерша.
Мне нечего скрывать на теле!
Если я буду что-то скрывать под одеждой, то мои клиенты и конкуренты подумают, что я неискренняя, и скрываю от них нечто большее.
А к моей экстравагантности все уже привыкли! – Simona Mercedes хотела позвонить в Los-Angeles свой нынешней эпизодической подруге жизни, хотя звонить девушке, у которой нет телефона – глупо.
В Los-Angeles сейчас час ночи, и будить подругу, чтобы она ночью отправилась искать телефон, ей не хотелось.
Но Margaret взяла с нее слово, что она позвонит ей, когда прилетит в Monte-Karlo, хотя это казалось абсурдным, потому что в Monte-Karlo Simona Mercedes не прилетела, а приехала.
Однако Margaret убеждала, что непременно хочет удостовериться, живая ли она, и тогда уже успокоится, когда узнает, что Simona долетела, и это ее рассмешило.
Margaret редко проявляла к Simona Mercedes интерес и не баловала ее, и тут вдруг проявила доброту.
Simona Mercedes не взяла ее с собой в поездку, и она все еще сердится на нее, Simona Mercedes, это знала.
Margaret, как богатый ребенок, не ждала дорогих подарков, что она будет баловать и развлекать ее, и в этот раз месяц на нее кричала злобно, едва узнала о поездке.
Margaret не верила Simona, когда она говорила, что все это время будет работать над проектом идеальных трусиков, и что ей не до развлечений, хотя надеялась выбить для себя свободный день, чтобы посетить древнее кладбище друидов.
Margaret нет никакого смысла лететь из USA ради каких-то двух дней, считала она, – еще не известно, сможет ли она освободить их для нее, ведь всегда существует надежда, что найдется жених, – или тех двух дней, которые она хочет потратить на поиски жениха, если он сам к ней не придет.