Аттракцион небывалой храбрости тут же втянул в свою шальную карусель, заряженную ароматом мёда, трав и дерева в горящем очаге. Вдохнула всё это богатство глубоко и жадно. И голова немилосердно закружилась. Пришлось снова зажмуриться, однако ненадолго…
- Х-х-ххх! Пф-фффу-у, - вот до этого момента.
А-а-а… За что??? Нет, не так! Где я? Ну, и потом уже: за что??? «Я – в одиночестве и узкой темной нише» - было первым осознанием бесспорным. Вторым: «Нет, я – под плотным темным балдахином, распахнутом лишь у изножья». А там, где балдахинный «тоннель» заканчивается «светом», увиделось такое… такое… Яркое всё! Кусок стены в фиолетовых панелях, камин высокий под расписными весёленькими изразцами, огонь в очаге его и солнечные лучики, играющие на глянце изразцовых плиток. Я, приподнявшись на локтях, даже залюбовалась…
- Х-х-ххх! Пф-фффу, - вплоть до этого момента.
И аккуратно опустила взгляд. Пе-рина. Настоящая перина, какая помнилась еще из детства и в единичном экземпляре жила на «показательной» кровати моей тетки. А на перине роскошной здешней – я. Под теплым мягким одеялом, упрятанным в расшитый крестиком чехол. Вот этим тетушка моя не славилась как раз. Такими цветами, размером с целую ладонь, и птицами. Странными четырёхкрылыми. Это - «удачливые штворки»… Что?! Откуда в моей голове?! Не знаю…
Я осторожно, чрезвычайно осторожно вылезла из постельных закромов. Уже знакомая стена в фиолетовых панелях встретила новыми завлекательными деталями дизайна – овалами зеркал по обе стороны камина и деревянным, окрашенным под сочную морковь, диваном справа от окна. Вот именно последнее моё внимание и притянуло. Высокое и узкое, наполовину скрытое под грузной изумрудной шторой и в раме из квадратов. Тоже деревянных! Нет, я – не «божий одуванчик». Мне всего-то тридцать семь, но о здоровье и комфорте представление имею. И рама деревянная в нём – синоним слова «дует». Но, все же, подошла. Вот как этот поступок объяснить? К тому же босиком? Не отрывая взгляда от… Чего???
Вид из окна – залитый солнцем, снежный двор. И это, несмотря на то что заболела я в начале мая. Сколько ж в реанимации пролежала?.. Недели три. А здесь сейчас – весь двор в снегу. Следы на дорожках вдоль стен, увитых стеблями, как серые рассыпанные бусинки. Деревья тоскливо-голые. Колодец с круглой крышкой в центре и дети. Три мальчика… Одеты необычно: тулупчики распахнутые, шапки меховые набекрень. Весьма азартно обкидывают друг друга снежками, а один застыл, задрав к моему окну свою кудрявую головку:
- Kuknise! – от звонкого голоса его взлетели птицы с ближнего карниза. – Kuknise! To je dar na…шего молодого государя! Это – она! Его Дарина!
Меня отнесло от изумрудной шторы вглубь комнаты. И приложило обо что-то нервно дрогнувшей спиной. А в развороте столько мыслей в голову влетело со скоростью и здравостью давно забытой: «Кто?! Кто я? И почему разобрала из его задорных иностранных воплей лишь половину? Нет! Как я без перевода вторую половину его воплей поняла? И обо что ударилась спиной в этой внезапной тишине? И где же храп? И я ещё, как дура, кстати, в чём сейча…»
- Вла-владетельная госпожа! Простите, на-апугал!
- Добей меня танцем, - что первое пришло на ум, то и сказала.
Директор конторы нашей так выражает целый спектр эмоций. В моем же исполнении слова прозвучали странно глухо и челюсть с языком не так как надо двигались. Но! Это второстепенно всё пока. Важно другое. Точнее, важен замерший в метре от меня худощавый и весьма растерянный старик:
- Владетельная госпожа? Вы уж, - тут он слегка замялся и даже ноздри на длинном, клювом загнутом носу раздул. – простите. Я как-то в танцах… не сильно. А если?.. Травки выпейте еще!
- Зачем? – да мой ли это голос, челюсть и язык?
Старик едва ли не подпрыгнул. Но, будто важное что-то припомнив, одернул пёстрый вязаный жилет на себе, переставил ножки в меховых домашних чунях, вдохнул, набрался сил и:
- Бонифак! Забыл назваться. Я – здешний лекарь. И если по красивому, то я – главный лекарь государевой семьи, но в целом замке я один. И здоровья ради! Я отвечаю вам, Владетельная госпожа. Здоровья ради эти мази мои и отвары. Вы слишком слабы еще.
- Слаба, - и словно это новость для себя самой.
Старик обрадованно закивал:
- Слаба - слаба. Ведь шестидёва[1] не прошла, как прозвонили все божьи вестники-колокола[2], оповещая о возвращении законного Владетеля наших земель и гор и…
- Мамочка моя. О чём вы?
- … водоёмов. О чём я? О том, как Государь наш, на счастье общее, вызволился из-под грунова замка и вас забрал с чужбины и от смерти. Но… то он сам расскажет, - словно бы очнулся от волны эпичной гордости старик.