настояший человек...»
И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук,
резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют
хором, дразня большого рака:
Под камнями рак живёт.
Рыбий хвостик рак жуёт,
Рыбий хвостик очень сух,
Рак не знает вкуса мух.
А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая
клешни:
— Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то!
«Серьёзный какой», — подумал Евсейка. Большая
же рыба пристаёт к нему:
— Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые?
— Папа сказал.
— Что такое — папа?
— Так себе... Вроде меня, только — побольше, и
усы у него. Если не сердится, то — очень милый...
— А он рыбу ест?
Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест!
Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зелёное
небо и солнце в нём, жёлтое, как медный поднос;
подумал мальчик и сказал неправду:
— Нет, он не ест рыбы, костлявая очень...
— Однако, — какое невежество! — обиженно
вскричала рыба. — Не все же мы костлявые! Например
— моё семейство...
«Надо переменить разговор», — сообразил Евсей
и вежливо спрашивает:
— Вы бывали у нас наверху?
— Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. —
Там дышать нечем...
— Зато — мухи какие...
Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо
против носа, да вдруг и говорит:
— Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли?
«Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест
она меня, дура...» И будто бы беззаботно, ответил:
— Так себе, гуляю!..
— Гм! — снова фыркнула рыба. — А может быть,
вы — уже утопленник?
— Вот ещё! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько
даже! Я вот сейчас встану и...
Попробовал встать, а — не может: точно его тяжёлым
одеялом окутали: ни поворотиться, ни пошевелиться!
«Сейчас я начну плакать» , — подумал он, но тотчас
же сообразил, что плачь не плачь — в воде слёз
не видно, и решил, что не стоит плакать, — может
быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой
неприятной истории.
А вокруг — господи! — собралось разных морских
жителей — числа нет! На ногу взбирается голотурия,
похожая на плохо нарисованного поросёнка,
и шипит:
— Желаю с вами познакомиться поближе...
Дрожит перед носом морской пузырь, дуется,
пыхтит, — укоряет Евсейку:
— Хорош! хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск,
ай-я-яй!
— Погодите, я, может, ещё авиатором буду, —
говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и,
ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает:
— Позвольте узнать, который час?
Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой
платок; везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные
шарики, одно ухо щекочет креветка, другое
— тоже щупает кто-то любопытный, даже по
голове путешествуют маленькие рачки — запутались
в волосах и дёргают их.
«Ой-ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь
смотреть на всё беззаботно и ласково, как
папа, когда он виноват, а мамаша сердится на
него.А вокруг в воде повисли рыбы — множество! —
поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика
круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут:
Как он может жить на свете без усов и чешуи?
Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои!
Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом.
Не родня ли это чудо безобразным осьминогам?
«Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня
по русскому языку в прошлом году две четвёрки
было...»
И делает такой вид, будто он ничего не слышит,
А вокруг в воде повисли рыбы — множество!
даже хотел беззаботно посвистеть, но — оказалось —
нельзя: вода лезет в рот, точно пробка.
А болтливая рыба всё спрашивает его:
— Нравится вам у нас?
— Нет... то есть — да, нравится!.. У меня дома тоже
очень хорошо! — ответил Евсей и снова испугался:
«Батюшки, что я говорю? Вдруг она рассердится,
и начнут они меня есть...»
Но вслух говорит:
— Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно....
Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась,
открыв круглый рот так, что стали видны
розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми
зубами и старушечьим голосом кричит:
— Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо —
поиграть!
— Поплывём наверх! — предложил Евсей.
— Зачем? — спросила рыба.
— А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, —
мухи.
— Мух-хи! Вы их любите?..
Евсей любил только маму, папу и мороженое, но
ответил:
— Да...
— Ну что ж? Поплывём! — сказала рыба, перевернувшись
головой вверх, а Евсей тотчас цап её за
жабры и кричит:
— Я — готов!
— Стойте! Вы, чудище, слишком засунули свои
лапы в жабры мне...
— Ничего!
— Как это — ничего? Порядочная рыба не может
жить не дыша.
— Господи! — вскричал мальчик. — Ну что вы
спорите всё? Играть так играть...
А сам думает:
«Лишь бы только она меня немножко подтащила
наверх, а там уж я вынырну».
Поплыла рыба, будто танцуя, и поёт во всю мочь:
Плавниками трепеща,
И зубаста, но тоща,
Пищи на обед ища,
Ходит щука вкруг леща!..
Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут:
Вот так штука!
Тщетно тщится щука
Ущемить леща!
Вот так это — щтука!
Плыли-плыли, чем выше — тем всё быстрее и легче,
и вдруг Евсейка почувствовал, что голова его выскочила
наверх:
— Ой!
Смотрит — ясный день, солнце играет на воде, зелёная
вода заплёскивает на берег, шумит, поёт; Ев-
сейкино удилище плавает в море, далеко от берега,
а сам он сидит на том же камне, с которого свалился,
и уже — весь сухой.
— Ух, — сказал он, улыбаясь солнцу, — вот я и
вынырнул!