Она улыбнулась:
– Короче, характер нордический. Хотя благодаря ему в том числе, после уничтожения и долгого одичания крымские винодельни приходят в себя и дело двигается вперед. Но… мой нюх, словно тот волшебный клубочек ниточек из сказки, споткнувшийся о директора, настаивал, что горошком пахнет именно от него.
Я как могла отнюхивалась, старалась с головой уйти в работу. Благо ее хватало. Интерес к нашему краю и его производителям просто ошеломительный. Пять золотых наград из десяти возможных! – Она гордо посмотрела на меня.
– Но к вечеру, когда все затихало, и нужно было отправляться в отель, мой нюх, точнее мой нос просто прилипал к Владимиру Александровичу и провожал его до самой двери, не желая разлучаться.
– Я попыталась принюхаться к нему по-другому, не этим шестым чувством, а нормально, носом. Он действительно пах красным деревом. А это Африка, даже Южная Америка. Короче, территориально от Крыма очень далеко, хотя не исключаю, что и там выращивают свой зеленый горошек.
Она поправила шоколадные волосы и покраснела, намереваясь перейти к главному.
– Я уже не девочка. Мне 18+. И потом это шестое чувство, про которое ты говорила… В общем, я решилась! – она хихикнула. – Я решилась на отчаянный поступок охмурить директора и посмотреть, черт побери, откуда пахнет горошком?
Мы обе засмеялись. Я тоже была 18+.
– Есть у Владимира Александровича, не смотря на отсутствие видимых недостатков, поддерживающих его холостое положение, – она многозначительно подняла бровь, – слабости! Точнее одна – это работа! Он во что бы то ни стало мечтал видеть нашу винодельню в числе лучших и преуспевающих. И я взяла его тараном, заводя разговоры только о работе, о планах, о светлом будущем игристых вин… Он не смог устоять, ведь завтраки, обеды и ужины, которые обычно я заменяла перекусами, мы теперь проводили вместе, с пеной у рта обсуждая развитие завода и будущие поездки заграницу на презентации к нашим иностранным коллегам, которые наперебой приглашали нашу делегацию в гости.
На пятый день он сдался и пригласил меня на ужин, где признался, что не ожидал, что кто-то живет интересами его дела, так же как он. Я рассказала ему про жизнь ароматами. Он поведал, что тоже мечтал стать энологом в прошлом, но некому было оставить управление.
– В тот вечер мы заказали жаркое, он с фасолью, я с горошком. Пили риоху, старую добрую риоху.
Галин взгляд потеплел, припоминая свидание.
– А потом случилось чудо.
Я представила его прямо перед глазами и порозовела.
– Сначала чудо, а потом безудержный секс, который перевернул всю мою жизнь.
– Так, подожди, не торопись, – попросила я. – Ты только не торопись и давай все по порядку, раз уж начала…
– Он снял свое шикарное драповое пальто, потом свой роскошный костюм, развязал галстук, расстегнул рубашку, потянулся снимать штаны… А там, Майя! а там трусы в зеленый горошек!!!
Я ахнула, не представляя что все это значит, но понимая, что многое для Катерины.
– И вот тогда я поняла, что это моя судьба. И разделяло меня с ней только одно, – она потрогала симпатичным пальчиком с розовым ноготком симпатичную каштановую головку, – тараканы, сидящие здесь. Зашоренность, какие-то комплексы, иллюзии и бог знает что еще. Чтобы среди миллионов человек различить того, с кем сбываются пусть не все мечты, но почти все.
– Его трусы в горошек, – она улыбнулась, – являлись квинтэссенцией его сущности, а галстуки, пиджаки, модный химический парфюм, директорство, жесткость, целеустремленность – так, навязанные необходимости быта делового человека.
– Я его люблю. Наверное, это выглядит сумасшествием, но… Он тоже меня любит. И за эти пять дней, за которые я попыталась его охмурить, я столько узнала о нем, как о человеке и его грандиозных планах. Он мечтает открыть ресторан при заводе, где будут подаваться наши традиционные блюда по старинным рецептам Черноморья, когда еще вино служило священным напитком, объединяющим пиршества и людей. А столы были полны яств с ближайших полей и лесов: горошек, фасоль, грибы, соленья… И все это на любой вкус и кошелек.
А еще у него нет аллергии ни на что. Абсолютно! И он обожает животных. Его дома ждет алабай по имени Веня. Ну разве бы хмырь или жлоб назвал бы собаку Веней? Правда, мило?
Я кивнула.
– Я переезжаю. Точнее, возвращаюсь домой, – наконец вымолвила она и чуть прослезилась. – Мне предложили работу – открыть этот ресторан. Работу и заодно руку с сердцем. Это невероятно, да?
– Да, – подтвердила я.